«Культурная революция» с близкого расстояния. (Записки очевидца)
Шрифт:
Так возникло новое поколение маоистов. 25 мая 1966 года во время кампании «культурной революции» его спустили с цепи. Обеспечили безнаказанность. Обещали власть. Дали льготы. Сначала обманули, потом подкупили и использовали…
Но все ли молодое поколение было отравлено?
Нет, конечно, далеко не все. Поэтому шли годы, и никак не могла завершиться «победой» «культурная революция». Поэтому по-прежнему у советских людей много искренних друзей в Китае, чья дружба достойна высокого уважения — она выстрадана в суровых испытаниях.
В канун праздника 1 октября — национального дня КНР —
VIII. Культура под запретом
В стране «культурная революция». В Педагогическом университете никто из китайцев не занимается уже с мая. Я, советский стажер, получал консультации до июля. Теперь и у меня занятий нет. Моего консультанта, профессора древней китайской литературы Го, не видно.
«Черным царством» называют маоцзэдуновцы семнадцать лет народной власти, с 1949 по 1966 год, 17 лет существования КНР. Профессор Го — партиец, заместитель декана факультета. Уже поэтому он преступник, «причастен» к «черному царству». С ним теперь могут расправиться.
Просыпаюсь я в эти дни, как всегда, в шесть утра. Коридорный громкоговоритель включен на полную мощность. Оглушительный армейский марш — и диктор торжественно произносит официальные титулы Мао Цзэ-дуна: великий учитель, великий вождь, великий полководец, великий кормчий — четырехчленная формула, повторяемая ежедневно.
Волей-неволей слушаю радио. Спешить некуда — библиотека превращена в ночлежку хунвэйбинов, план моей научной командировки безнадежно сорван.
Стоит открыть глаза — передо мной портрет Мао Цзэ-дуна. Ма повесил его над своей кроватью.
Сквозь рев громкоговорителя сегодня я различаю необычный шум за окном.
Под грохот барабанов нескончаемой лентой по улице проходят колонны красноповязочников — хунвэйбинов. Это те, кому не хватило места в грузовиках и автобусах. Значит, снова идут на парадную встречу со своим вождем. Три такие встречи уже состоялись; каждый раз людская масса буквально парализовывала город.
Университет пустеет. Оба студенческих отряда хунвэйбинов, соперничающих друг с другом в «революционности», уже рассажены по машинам. Им транспорта хватает. Пекинские хунвэйбины — элита движения. Они уже видели председателя Мао, они уже разгромили партийные организации и органы народной власти, у них уже есть «заслуги». В университете наводит «новый порядок» комитет «культурной революции», хотя для самых крайних, экстремистов, и он недостаточно «революционен».
После завтрака выхожу в город. На большой улице, ведущей к центру, автобусы не ходят — они реквизированы хунвэйбинами. Рабочие и служащие едут на работу на велосипедах, а те, кто полагался на автобус, бредут — пешком. Люди молчаливы, ни возгласов, ни смеха. Я иду вместе с остальными.
Пекин подвергается погромам и налетам. Хунвэйбиновские лозунги
Через пролом в средневековой городской стене старого Пекина шоссе входит в город. На улице заметна необычная деятельность: стук молотков, много людей на крышах. Старинный Пекин еще мало перестроен и сохраняет во многом свой исторический облик. Одноэтажные здания из серого кирпича, крытые серой черепицей, выходят на улицы слепыми фасадами. Только зелень украшает город — в Пекине много деревьев, но совсем нет травы. Сегодня жильцы старых домов сидят на крышах и старательно сбивают молотками лепку карнизов, черепичную скульптуру на углах крыш, резанные в камне надписи на фасадах. Небогатая украшениями улица покрывается осколками битой черепицы. Белесыми язвочками светятся свежесколотые места.
О задаче сегодняшнего дня можно прочесть на стене чуть ли не каждого старого дома — на них налеплена очередная хунвэйбиновская прокламация. На этот раз аккуратно отпечатанный в типографии листок. В университете типография была захвачена силой, да и во всем городе хунвэйбины поступают так же. «Винтовка рождает власть», — изрек Мао Цзэ-дун, и хунвэйбины чтят эту фразу. Винтовок у них пока еще нет, но культ насилия процветает. А типографии нужны для «культурной революции». Каждый отряд хунвэйбинов хочет иметь свою. Этот листок требует от жителей Пекина продемонстрировать верность «идеям» Мао Цзэ-дуна уничтожением всего того, что связано с «проклятым прошлым». И далее подробно поясняется, что речь идет о фигурах сказочных чудовищ на крышах, которые когда-то охраняли дома от злых духов, о каменных львах у ворот, которые когда-то защищали от нечистой силы, об орнаментах на воротах и фасадах. Короче обо всем, что украшало быт рядового пекинца. Разрушительная деятельность идет вовсю. Какой-то старикан с красными глазами ленивыми ударами молотка обезображивает каменного льва у ворот своего дома.
— Это старинный лев? — спрашиваю я.
— Старый, — отвечает старик. — Мой дед не помнил, когда его поставили. Он всегда был здесь.
Под ударами молотка скульптура утрачивает очертания и превращается в угловатую глыбу.
— Он вам мешает? Совсем его уберете? — осторожно выспрашиваю я.
— Потом, может быть, совсем уберем, — продолжая стучать по льву молотком, отвечает старик. — Сейчас мы должны показать, что не боимся его.
— А вы сами верите в духов?
— Нет.
— А раньше верили?
— Тоже нет.
— Красивый был лев.
— Красивый, красивый, хорошо сделанный, очень прочный. Смотрите, какой прочный, — говорит старик, продолжая тюкать по камню. Он осторожен: вокруг уже столпились зеваки, и среди них юнцы с красными повязками. В таком окружении много не скажешь. Недаром сейчас китайцы отвечают на вопросы односложно. Чтобы выжить в разгар «культурной революции», нужно быть очень осторожным да и удачливым вдобавок. Ничья жизнь не гарантирована. Никто не знает, что с ним будет завтра, а дальше и не загадывают.