Куриный художник

Фарбажевич Игорь Давыдович

– И не просите!..
– запротестовала Кларисса.

– Мы подарим вам взамен целый зоопарк самых редкостных экземпляров! продолжал горячо уговаривать её ученый.
– Подумайте хорошенько, госпожа Кларисса! За одну птицу - вся фауна Земли!..

– Меня продать?!..
– раскрыла вдруг глаза Авис Беатитудо.
– Ах, ты, ученая тетеря!

Инспектор вытаращил на неё изумленные глаза, у Ассистентки выпало из рук перо, а Зоолог, пропустив мимо ушей оскорбление, даже подпрыгнул от восторга:

– Она говорит!..

Уникально! Восхитительно! О, какой экземпляр!
– и обратился к Ассистентке: - Инструмент!..

Та протянула ему складной метр, и профессор направился к Птице.

– Может, лучше чуть попозже...
– шепнул ему Филимон, весь напрягшись от волнения.
– Она сейчас очень раздражена.

– Полноте, господин секретарь!
– беспечно махнул рукой ученый.
– Я входил в клетку тигра и крокодила, и они были со мной, как шелковые!

– Я не шелковая, болван!
– прохрипела с гневом Авис.
– Я - Железная!..
– И громко захлопала металлическими крыльями.

Стекла на окнах затрещали.

– Осторожней!
– крикнула в испуге Кларисса.
– Берегитесь!

Птица поднялась во весь рост. За эти полчаса она стала ещё огромнее, словно росла не по дням, не по часам, а по минутам. Ее куриная голова в железном панцире уже упиралась в потолок зала, глаза налились кровью, она выпустила когти, напоминающие лезвия ножей, и мерзкий скрежещущий клекот разнесся по всему Дворцу:

– Меня?!!.. Измерить?!!!..

Все прикрыли руками уши.

– Я тебе не крокодил, плюгавый старикашка!.. И не какая-то там зоопарковская кошка в полоску!.. Я - Авис Беатитудо!.. Единственная и неповторимая! Понял?!

Дело принимало скверный оборот. Филимон выскочил на балкон, чтобы кликнуть гвардейцев, но протяжный вопль Ассистентки Зоолога тут же вернул его в зал. То, что он увидел, заставило и похолодеть, и содрогнуться: на полу зала валялись только шляпа и башмак Инспектора Тайной Канцелярии, а в клюве у Железной Курицы барахтались исчезающие ноги Королевского Зоолога. Ассистентка вопила, записывая:

– Если я погибну, - спасите блокнот!

Филимон схватил онемевшую от страха Клариссу за руку, и они бросились вон из зала. Лишь в дверях, на миг оглянувшись, чтобы крикнуть Ассистентке: "Беги, дура!" - он увидел, как и её сгребла в горсть мерзкая железная лапа.

– За Тофером!
– крикнула в истерике Кларисса Филимону.
– Только он ещё может что-либо сделать! Только он!

Статуи птиц, стоящие там и тут, вдруг дернулись и опрокинулись, разлетелись на десятки кусков; закачались из стороны в сторону полотна от "Счастливого детства" до "Счастливой старости". Это Авис топала ногами. Дворец содрогался и трещал под её мощное кудахтанье.

ГОРОД В ОПАСНОСТИ

Еще полчаса назад Тофер твердо решил не ходить на открытие Дворца. "Что я там забыл?..
– думал он.
– Железную Курицу, которую

ненавижу? Клариссу, которую не уважаю? Или Филимона, которого боюсь столько лет?.."

Хотя он сам играл в их нечестную игру, принужден был принимать в ней участие, - веселиться вместе с ними ему было противно.

Он отказался вести под узцы белого коня, сославшись на то, что не достоин такой чести.

Проводив взглядом из окна Филимона и Авис Беатитудо с гвардией, он плотно закрыл окно и, отойдя вглубь мастерской, вдруг вспомнил слова зеленщицы, сказанные ему с грустью и сожалением:

– Ты хочешь знать, Крис, отчего не ожила ни одна реклама? Оттого, что твоя кисть забыла Законы Волшебства!

– Неправда!
– сказал сам себе Тофер.
– Я просто ужасно устал...

Он поставил на мольберт свежий холст, сел в кресло и стал думать о Нелли. Так и заснул в кресле. И приснился ему сон, что написал он портрет Нелли.

– Ну-ка, оживи!
– сказал он портрету.
– Отделись от холста!.. Здесь невысоко! Ну! Спрыгивай!..

И как будто ответил ему знакомый голос:

– Не буду!..

– Это сказала... ты?!
– как будто спросил он её.

– Я, - ответила вторая Нелли.

– Какое счастье!
– выдохнул от радости Тофер во сне.
– Выходит, я ничего не позабыл!.. Только зачем ты сказала: "Не буду"?

– Одна Нелли уже есть. Какой смысл жить другой?
– ответил во сне портрет.

– Какой смысл?
– во сне усмехнулся он.
– А может, я хочу, чтобы не одна, а сто... тысяча Нелли жили в этом городе?!

– Но зачем?
– недоуменно спросила приснившаяся девушка с портрета.

– Да потому, что хорошего должно быть больше, чем плохого! Если оживешь ты - Филину придется туго. А ведь его не закрасить и не сжечь! Он уже есть! Он живет!

– Глупый!
– рассмеялся голос девушки.
– Если бы все это было так просто!..

– Проще простого!
– заверил её Тофер.
– Теперь я знаю, что делать! Каждый день будут сходить с моего холста хорошие люди! Я заселю ими весь город! И Филин улетит отсюда навсегда!..

– Вспомни, как он предлагал тебе то же самое. Он тоже хотел, чтобы ты оживил для города несколько вурдалаков, парочку стройных ведьм и дюжину кривых гномов, что жизнь, дескать, - это борьба Доброго и Злого, поэтому все надо уравновесить...

– Но ведь я отказался!
– поспешно ответил Тофер.
– Хоть он и был прав: победят те, кого больше!..

– Дело не в количестве! Пиши новые картины! Другие сюжеты! Ты Творец! Ты волен сочинять все, что захочешь! Так - сочиняй! Но только хорошее! Не поддавайся печали! Не окунай мысли в злость! Будь светел, художник!..

И Тофер проснулся.

За окном на площади играл духовой оркестр. Наступил счастливый миг открытия Дворца. Тофер уставился на прямоугольник свежего холста.