Курсант: Назад в СССР 14
Шрифт:
Я вернулся к стойке и тихо произнёс:
— Ключ я вам оставить не могу, у меня там в номере хранится… — я еще больше понизил голос и поманил женщину пальцем, сам чуть наклонился ближе.
Она недовольно сощурилась, но всё же подалась вперёд, насторожившись.
— Там у меня колготки… — я выдержал паузу. — Нельзя, чтобы кто-то видел.
— Какие колготки? — округлила глаза администраторша.
— Польские, — многозначительно произнёс я. — Много колготок… Вам, кстати, надо?
— Почём? — тут же переспросила она, и
Я нагнал ещё больше таинственности, подался вперёд и прошептал цену. Администраторша удовлетворённо кивнула и теперь уже сама перешла на шёпот:
— А можно мне две пары? Нет, лучше три… Ещё невестке надо, ага…
— Конечно, можно, только никому, тс-с… — я приложил палец к губам.
— Понимаю, понимаю, — закивала она, быстро поглядывая по сторонам. — Могила…
Я бросил взгляд на табличку за её спиной: «Дежурный администратор: Эльвира Марковна». Подмигнул ей и направился к выходу, прикидывая, где теперь достать три пары капроновых колготок. Пусть даже не польских, а хотя бы белорусских, из Бреста.
Я вышел на улицу, спустился с крыльца и столкнулся с ней.
Старуха.
Худая, небольшого роста, в потёртой кофте и выцветшем платке, который когда-то был синим. Она еле ковыляла, опираясь на тонкую, гладкую палку и шепча что-то себе под нос — слова путались, но в них всё-таки угадывалась осмысленность, будто эта женщина разговаривала с кем-то, кого видела только она.
Я сделал шаг в сторону, инстинктивно пропуская её, но в этот момент она внезапно выронила какой-то свёрток. Кулёк, свернутый из мешковины или чего-то подобного.
Сверток шмякнулся о землю. Я нагнулся, поднял его и протянул ей. Она молча посмотрела на меня. Глаза необычные: не пустые, не мутные, как у стариков, потерявших счёт времени. Нет, эти глаза смотрели на меня пристально, изучающе. Как у человека, который понимает больше, чем должен.
— Вы уронили, — сказал я протягивая сверток.
На ощупь он был тугой. Интересно, что в нем?
Она, однако, протянутое не взяла, будто это была вовсе не её вещь, будто хотела оставить эту посылочку мне. Ну уж нет, скорее всего, там какой-нибудь торф для цветочков или куриный помет для… Даже думать не хочу.
— Москва… — пробормотала она, словно пробуя слово на вкус.
— Что?
— Ты из Москвы… В командировке?
Я не удивился её проницательности. В таких городках все друг друга знают, а определить по мне москвича не так уж сложно: костюмчик из ГУМа, штиблеты по моде, стрижка далеко не сельская. Хотя… разве старушки разбираются в таких вещах?
Не пойму, чего ей надо, но чем-то она меня зацепила, и я к ней тоже присмотрелся. Было в ней что-то… Вроде, обычная бабка с виду, может, царя видала, наверняка пережила войны, коллективизацию…
А всё равно будто что-то не так.
— Может, и в командировке, — пожал я плечами. — А вы кто будете?
— Марфа Петровна я… Меня тут все знают.
—
— Хошь, погадаю?
Я прищурился.
— Так вы гадалка?
Старуха фыркнула и сплюнула себе под ноги.
— Тьфу ты, гадалки — у цыган в таборе, шарлатанки! А я — провидица.
— Спасибо, но как-нибудь в другой раз, — сказал я, собираясь её обойти.
Но я не решался далеко отойти, потому что всё ещё не всучил ей обратно свёрток, а бабка шагнула вперёд и перегородила мне путь, да палку свою выставила, будто копьё. Стоит, улыбается. Но не тепло, не по-доброму. Эта улыбка была странная — древняя, знающая.
— Я знала, что ты приедешь.
— Да ну? — скептически хмыкнул я.
Ну-ну. Обычный приём деревенских шарлатанок: сказать что-то расплывчатое, чтобы посеять сомнение, а дальше уже зацепить человека. Ну и ладно, пусть меня раскручивает, меньше сил на наивных горожан останется.
— Ну и? — спросил я, стараясь не выдать раздражения.
— Уезжай.
Я усмехнулся.
— Почему это?
— Ты не первый, кто сюда приезжал.
Я прищурился.
— И что?
Старуха качнула головой, словно вздрагивая.
— Больше их никто не видел.
Я уже куда более внимательно посмотрел на неё.
— О ком вы?
Она чуть подалась вперёд, будто собиралась сказать что-то важное, но лишь выдохнула:
— Уезжай, Петров. Чёрное озеро тебя убьёт.
Я не успел спросить, откуда она знает мою фамилию.
Ничего не успел. Потому что вдруг она рассмеялась.
Но не глухо, не хрипло, как дряхлые старухи, а странно, глубоко, будто эхо плеснулось в пустом колодце.
Я даже чуть вздрогнул. А она в это время не по годам шустро юркнула мимо и засеменила прочь, цепко держась за свою палку.
— Эй! — окликнул я её, но тут же воздух разрезал звук клаксона, заглушив мой голос.
Я повернул голову — это сигналил Мещерский. Он уже стоял возле машины и махал мне рукой.
— Андрей Григорьевич, ну что же вы? Садитесь в машину!
Я проводил старуху взглядом. Она скрылась за углом. Вздохнул и не спеша подошёл к «Волге».
Председатель горисполкома с привычной учтивостью распахнул передо мной дверь «Волги»:
— Ну что, готовы?
— Готов, — кивнул я, усаживаясь в салон. — А что это за старушка была?
— Какая старушка? — Мещерский плюхнулся рядом, поправил светлый костюм.
— С которой я у крыльца гостиницы разговаривал. Только что.
Мещерский нахмурился, чуть подался вперёд, заглядывая мне в лицо.
— Не понял вас, Андрей Григорьевич. Вы так… шутите?
— В каком смысле? — теперь уже нахмурился я. — Это я вас не понял, Гавриил Захарович.
— Да в том смысле, что возле крыльца вы стояли один. Что-то бормотали себе под нос, руками размахивали.
— Один? — я вскинул брови. — Ну нет, я из ума не выжил… Там была бабулька, назвалась Марфой Петровной.