Курсант: Назад в СССР 14
Шрифт:
— Хм… Прямо-таки натуралист, значит. Наблюдатель… — я кивнул, будто соглашаясь. — Слушай сюда, Игорь Леонтьевич Лазовский, из Москвы уже на подходе бригада судмедэкспертов. Как только личности тех, кого мы со дна озера подняли, установят — твои рассказы нам и даром не нужны будут. Понимаешь? Пока что у тебя есть шанс всё рассказать, показать и хоть что-то исправить. А потом… — я поднял тетрадь и помахал ею в воздухе, как веером. — Потом эти твои дневнички лягут в основу обвинения железной доказухой. И тебе кранты, братец.
—
— Не скажи… — Я усмехнулся. — С теми, кто идёт навстречу, мы аккуратней. В СИЗО тебе камеру отдельную можем выбить. А если упрёшься — в общую каталажку пойдёшь. Там такие, как ты, долго не живут. Урки душегубов за людей не считают. Синие под себя прогнут, мигом объяснят тебе, кто ты такой на самом деле… Бокс твой там не поможет, как не помог сегодня. Там другие порядки. Хочешь по-плохому — получишь.
— Да пошли вы… — зло процедил задержанный, и подбородок его напрягся. — Ничего я вам не скажу. Веди в камеру.
Я медленно наклонился к нему, почти уткнувшись лбом в лоб. Воздух между нами натянулся, как струна.
— Слушай внимательно, Лазовский, — сказал я негромко, но так, чтобы в каждом звуке сквозил холод. — У тебя ночь. До утра. Потом пойдёшь в СИЗО. И там тебя быстро научат петь, если будешь и дальше дурковать.
Игорь замер. Усмешка медленно сошла с лица.
Я смотрел на него почти в упор. Потом выпрямился, медленно откинулся на спинку стула, давая ему время всё осознать.
— Сейчас у тебя один шанс, — сказал я спокойно. — Говори. Сам. По-хорошему.
Горохов подошёл ближе, глядя на Игоря тяжёлым взглядом человека, который видел, как ломаются и покруче ребята.
Игорь ещё секунду держал паузу. Потом, чуть прищурившись, сказал:
— Ни хрена я вам не скажу….
Я усмехнулся и распорядился:
— Всё. Ведите его в КПЗ. Пока в отдельную камеру. Без соседей. Пусть привыкнет к хорошему, а завтра… Завтра будет по-другому.
Федя кивнул, подошёл к задержанному, поднял его с места, грубо взяв под локоть. Игорь поднялся. Спина до сих пор прямая, вид надменный и гордый, как будто не его сейчас в КПЗ ведут, а он сам раскрыл какой-то заговор.
Я не спеша вышел следом. Шёл на расстоянии, молча, как тень, наблюдая, как дежурный и Федя вели Лазовского по коридору, потом свернули — вниз по лестнице в подвал.
Помещения КПЗ встретили нас тусклым, мутным светом грязных плафонов под потолком и тяжёлым запахом сырости, старой штукатурки и чего-то тухлого, въевшегося в бетонные стены. Окон здесь не было, а глухие, низкие потолки давили. Металлические двери камер с глазками-кормушками облуплены, местами до ржавчины. Пол покрывала затертая плитка, кое-где сбитая до пыльной цементной основы. Шаги отдавались таким гулом, будто весь этот коридор был выдолблен где-то в толще земли, откуда выбраться не получится, даже если сильно
Постовой был незнакомый, но видно, что бывалый и немолодой. Рыжие усы с проседью, лет сорок на вид, сержантские лычки на плечах. Я подозвал его и дежурного к себе жестом.
— Слушайте сюда, — сказал я тихо, вполголоса. — Сейчас этого кадра в отдельную камеру сунете. А через пару минут, когда мы с Федей уйдём, — подсадите к нему братца. Дурачка. Ясно?
Дежурный кивнул, без лишних вопросов, потому как ему были абсолютно неинтересны наши оперативные игры. Он человек-регистратор, поступил звонок — зарегистрировал, группу следственную отправил на место происшествия — и совесть чистая.
А вот сержант заморгал, нахмурился, пытаясь вникнуть в суть.
— А зачем? Они же по одному преступлению? Разве…
— Надо так, но вопрос хороший. Короче, скажешь, что, мол, мест нет, не напасёшься на всех камер отдельных, получай к себе на побывку братца, а то его урки затюкали, издеваются. Только окно-кормушку открой и не закрывай. Встань рядом, не светись и слушай, о чём они говорить будут. Но в окошко сам не суйся. Этот гад — хитрый и опасный, не ровён час, чего учудит. Все ясно?
— Понял, — кивнул сержант.
— Всё, что услышишь, потом мне доложишь. Чётко. Без отсебятины. И стой до последнего, пока разговор откровенный между ними не случится.
— Так точно, — кивнул рыжеусый.
Игоря втолкнули в камеру. Дверь хлопнула, щелкнул замок.
Мы с Федей пошли на выход.
— Это что получается, Андрюха? — Погодин потирал нос. — Наш тугодумный не при делах? Не виноват? Отпускать его надо.
— Не торопись, Федя, — тихо проговорил я. — Скоро всё узнаем…
В камере повис полумрак. Игорь сидел на шконке, теперь уже не с таким бравым видом. Сгорбился, прижался к шершавой стене спиной, подбородок опущен. Он насторожился, услышав скрип замка. Поднял голову, прищурился.
В камеру втащили Гришу. Сержант с рыжими усами и пузач-дежурный с погонами старшего лейтенанта. Лазовский встрепенулся, хотел рвануть вперед. Уже даже примеривался, как вырубить одного, потом второго, но — рано… Там, за их спинами, маячил еще кто-то. Не время сейчас, нужно чуть-чуть подождать, ведь он подготовился. У него план.
Гриша увидев брата, сразу ожил, засиял, как ребёнок, которому разрешили купить эскимо.
— Братик! Братик! — необычно быстро затараторил он, подскакивая к нему. — Я тут ждал… тебя… Ты где был?.. Я кушать хотел… Потом спать хотел… А потом опять кушать…
Дверь захлопнулся, лязгнул запор, откинулось окошко-кормушка, через которое Игорь разглядел, что милиционеры ушли. Но зачем оставили открытое окошко? Подслушивать будут?
Игорь поднялся, шагнул к Грише, положил руку на его плечо. Погладил медленно, убаюкивающе.