Курсант: Назад в СССР 14
Шрифт:
— Это уже не хозяйственный сговор, — пробормотал Орлов. — Это — партийная крыша. Чтобы тронуть председателя горисполкома, нужно разрешение свыше. Москва. ЦК. Если мы…. В общем, уверен?
— Абсолютно, — кивнул я. — У меня был человек. Надёжный. Информация от него получена… И еще у них есть некто, кого называют — Хозяин. Главный. Даже Шамба и Мещерский его боятся.
— Вот как? — нахмурился майор. — И кто же это может быть?
— Признаться, я думал — ты.
— Чего? — повернул голову Борислав и уставился на меня взглядом вопросительным и немного
— Странный ты, майор, был. Но потом я понял, что у тебя руки связаны допуском, не всё можешь мне рассказать. Да ты не волнуйся, теперь я не считаю, что Хозяин — это ты.
— М-да… — хмыкнул Орлов. Он посмотрел на меня пристально, как умеют только те, кто привык допрашивать. — А, если это буду все-таки я?
— Тогда я тебя уничтожу.
— Спасибо, — улыбнулся Орлов.
— За что?
— За честность.
— Обращайтесь, — улыбнулся я в ответ.
После шуток мы вновь вернулись к серьезному разговору.
— А что твой человек? Он подтвердит всё в суде? Когда придет время… Кто твой информатор?
Я поморщился и проговорил:
— Об информаторах не рассказывают, сам понимаешь, но… тут такое дело… короче, Гордеич, она пропала. Так и быть, поделюсь с тобой сведениями, но ты уж помоги по своим каналам отыскать ее. Елизавета Грунская. Известная в городе, как Лиза-проститутка. Но копала под элиту города грамотно… Всё, что знала — мне донесла. А теперь исчезла.
— Думаешь, жива? — голос Орлова стал глуше.
— Мозгом понимаю — вряд ли, — признался я, вновь поморщившись, будто бы от дыма. — Но нутром… нутром чую — она рядом. Просто пока не вижу. А она есть. Не могла исчезнуть вот так.
Орлов усмехнулся, еле заметно:
— Быстро ты к ней привязался.
Я пожал плечами. Не стал говорить, что знал Груню задолго до встречи в этом городе. Вернее, ещё узнаю. Что толку говорить, если не смогу объяснить? Про другую жизнь. Про то, как не смог её спасти. Но это там и тогда. А здесь — не отдам. Если она ещё дышит, я во что бы то ни стало должен ее найти и вытащить.
Я глядел на дымящееся пепелище.
Пожарные сделали еще заход и теперь окончательно отступали. Где-то ещё слабо шипела вода, как рассерженная гадюка.
Где ты, Груня…
Ты будто рядом. Я это чувствую.
Вечером Горохов собрал всех в кабинете. За окнами пасмурно, накрапывал дождь. Я порадовался хмурому небу, отметив про себя, что так только лучше зальет все угольки дома Лазовских, и завтра я буду искать там правду.
На столе перед Гороховым стояла кружка с чаем, прямо на томике дела. Остальной стол тоже весь завален бумагами. Дело обрастало новыми эпизодами, протоколами — оно распухло, множилось на тома. Шеф отхлебывал чай молча, ждал, пока все усядутся.
Он провёл ладонью по лицу, поднял взгляд, устало вздохнул:
— Итак, товарищи… Что у нас есть. Задержанный, особо опасный, ушёл из-под стражи. Убил постового, взял в заложники врача, его тоже убил. Вытащил брата — умственно отсталого. После чего, скорее всего, вернулся
Он кивнул в сторону окна, за которым еще не так давно можно было разглядеть столб черного дыма, а теперь повсюду носился мерзкий запах и оседал пепел.
— Дом сгорел подчистую, — подытожил Горохов. — И теперь правды мы не узнаем, пока не поймаем самого Игоря Лазовского.
Он помолчал, собираясь с мыслями.
— В общем, так, товарищи… Задача — взять живым. Повторяю: живым. Стрелять только в случае реальной угрозы. Он нам очень нужен, — шеф похлопал по многочисленным томам уголовного дела. — Нам нужно понять, кто стоит за этим всем. Где он может скрываться? Думайте, товарищи, думайте… Мы не можем охватить весь город. Сил не хватает, нас всего-то трое. Светлана и Алексей не в счет, у них своя специфическая работа, а на местных надежды нет. Сами видели, что здесь творится, — он ожесточённо потер лоб. — Автовокзал перекрыт, станция под контролем. Так просто сесть на транспорт и уехать — не выйдет. С братом полоумным далеко он тоже не уйдёт, заметные они. Значит, прячется где-то здесь. В городе.
Я откинулся на спинку стула, кивнул:
— Никита Егорович… Я бы вернулся к тетради. Той самой, что принес отец Игоря. Где подозреваемый вёл записи по пропавшим. Думаю, это не просто дневник. В ней что-то есть такое… мне кажется, то, что мы упускаем. После его побега эта тетрадка должна исследоваться уже с другой точки зрения.
— Да ну её, — буркнул Федя, — я её уже раза три прочитал по распоряжению Никиты Егоровича. И что там такого может быть, Андрей? Ни конкретных адресов, ни фамилий, которых мы бы не знали. Ничего, за что можно было бы зацепиться и узнать, где прячется этот урод. Просто список. Просто описания их привычек и внешности. Ну и что нам это даст?
Горохов посмотрел на него и свел брови на переносице:
— Три раза? Значит, будет четвёртый. Прочитаешь до дыр. Наизусть. Может, на пятый заметишь, что пропустил с первого. Точно всё читал? Федор?
— Да точно, — фыркнул Погодин, — если не верите, сами посмотрите.
— Некогда, — буркнул Горохов. — У нас не литературный кружок. Я тебе это поручил штудировать, а ты читаешь, но не анализируешь.
— Да что там анализировать-то? — обиженно всплеснул руками Погодин. — Нет там ничего такого.
Горохов повернулся к Свете:
— Светлана Валерьевна, а ты смотрела эту тетрадь?
— Да, — кивнула она.
— И что скажешь?
Света постучала ноготками по столу, потом заговорила, по-научному размеренно и одновременно четко, как она умеет:
— Я заметила некую странность. Почерк одинаковый по всей тетради. Везде — торопливый, с одинаковым нажимом. Как будто писалось всё на одном дыхании. А по содержанию — это дневник, который вели много лет. Я не сразу поняла, что не так. Ведь даты разные, так? Несостыковка получается. Такое впечатление, что писали с чужого наброска. Под диктовку или с черновика.