La Cumparsita… В ритме танго
Шрифт:
«Дашка… Дашка… Дашка… Перестань! Ничего не будет! Я не возьму ее…» — обещаю мысленно своей жене.
Я просто не смогу так поступить с рыбкой-кумпарситой. Снимаю с колен Ярославу, легко подталкиваю ее под спинку и направляю к компании девчонок, тихо проклинающих малышку за такое вызывающее и самонадеянное поведение. Надеюсь, что вынужденные, волею судьбы назначенные подружки простят девчушку и не устроят детке постоянную темную, вплоть до ее совершеннолетия. Дети жестоки по своей природе! А эти брошенные крошки вдвойне! Они строго чтут свой жизненный кодекс и берегут выстраданное место под не жалующим их ярким солнцем. Здесь битва за взрослое внимание
Подхожу к Даше и убираю ее руки от лица.
— Что с тобой, кумпарсита? — смотрю в глаза и мягко задаю вопрос. — Поедем домой?
Она с застывшим влажным взглядом смотрит на меня.
— Даша?
Кивает и, бережно переступая, через компанию мелких озорников, идет к своей обуви, так и оставшейся у края лохматого ковра.
Иду за ней, посматривая на Ярославу, хнычущую на плече своей, вероятно, самой близкой здесь подруги.
— Даша?
Она спокойно надевает туфли, негромко бьет по полу каблуками, вздергивает голову, расправляет плечи и не обернувшись на детей, направляется к выходу из игровой комнаты. Меня же останавливает малышка, вцепившаяся ручонками в мою штанину.
— Я не понлавилась ей?
Черт! Да что же это, в самом деле?
— Ты меня не захотел? Мама не хоцет? ПАПА!!! Я буду себя холосо вести! По-за-лус-та! — кричит мне в ноги Яся.
— Смирнова! — орет какая-то психически неуравновешенная воспитательница и жестоко оттаскивает ребенка от меня. — Иди туда! Быстро, Ярослава!
— Прекратите! — шиплю, глядя этой бешеной бабе в оскалившуюся морду. — Вы же ее пугаете!
— Покиньте помещение, пожалуйста, — сквозь зубы отрезает. — Всего хорошего, — шипит, поглядывая на удаляющуюся Дашу. Я слышу, как эта сука добавляет. — Счастья Вам и Вашей заносчивой жене…
Да ради Бога! Уже! Быстро догоняю кумпарситу, хватаю ее под локоть и резко разворачиваю лицом к себе.
— Что случилось, Дори?
Она удивленно вздергивает брови, странно, как будто вынужденно, улыбается, отрицательно, с каким-то снисхождением, качает головой и с шипением выбирается из моего захвата. Намеренно идет под дождь и даже не сгибается. Стихия истязает Дашу, жестко избивая бешеным напором, а ей, похоже, все равно. Ей не больно, словно полное бесчувствие не только в пульсирующем сердце и на страдающей от невысказанного маленькой душе, но и во всем хрупком теле! Кумпарсита мгновенно омертвела и потеряла свою живую, человеческую часть! Отрезала от себя кусок и об этом странным образом забыла. Теперь она бездушная машина, передвигающая ногами, потому что так нужно, так заложено ее простой программой. Чтобы существовать, ей нужно двигаться и идти. У нее обыкновенное, не требующее интеллектуального выбора задание:
«Я должна покинуть это заведение и уйти!».
Жена не ускоряется и даже не старается между капель проскочить. Уверенной походкой, не виляя задом, приближается к машине, останавливается возле пассажирской двери и чего-то ждет. Вижу, как дергаются ее плечи, как жутко вертится голова, как лихорадит кисти рук, как беспокойно перебирают ноги странный танцевальный ритм. Она танцует? Моя жена сошла с ума от посещения детского дома? Ее что-то угнетает, беспокоит, злит и до беспамятства доводит?
Подбегаю к своей двери, снимаю блокировку и наблюдаю за тем, как она забирается в салон. Всхлипывая и вымученно подвывая, Даша усаживается на свое место. С шипением и рычанием пристегивается своим
— Даша… — шепчу, уставившись перед собой, внимательно изучая обстановку в лобовое, — поговори со мной… Что произошло? Мальчишки что-то нехорошее сказали? Не молчи… Так нельзя!
— М-м-м! — вот и все, что мне слышится в ответ.
— Покатаемся? — нажимаю кнопку запуска двигателя, а на «разрешении движения» кистью застываю.
— У-м-м! — всхлип и бешеное мотание головой, а больше ничего.
Расценить как соглашение и не мучить глупыми вопросами кумпарситу?
Мы кружим с ней по мокрому серпантину уже битых три часа. Жена молчаливо рассматривает обстановку за окном, водит пальцем по стеклу, иногда мычит и, как рыба, периодически раскрывает рот. Неровно дышит и шумно выдыхает. Мягко убавляю скорость и, отбрасывая колесами липкую шлепающую по крыльям грязь, подкатываюсь к нашему излюбленному месту у обрыва. Сегодня, к сожалению, не выйдет посидеть на парапете, рассматривая город, покорно раскинувшийся у наших ног. Припарковываю нас автомобильным хищным рылом вплотную к высокому бордюру — посмотрим с рыбкой на родимые окрестности через лобовое, раз дождь не позволяет выйти наружу и занять свое привычное место на нагревшемся за целый день камне.
— Даша?
Жена старательно мусолит пальцем зареванное дождем стекло.
— Что с тобой? — даю ей время и тут же сам себя опережаю. — Понимаю! Слишком быстро все произошло, а на это нужно время и настроение. Депрессия в душе и за окном? Рыбка, поговори! Давай-давай. Предлагаю подождать, повременить со всем этим. Нет проблем, родная. Одна попытка и не более того. Первое поражение не означает абсолютный проигрыш в генеральной битве. Ты со мной согласна? Не вышло — бывает! — Даша вздрагивает, но молчание по-прежнему сохраняет. — Я чересчур настаиваю? Скажи мне, что случилось? Мы как вышли оттуда, так ни слова не произнесли друг другу. Уже три часа молчим. Это чересчур жестоко… Даша!
— М, да-да? — она как будто из забвения возвращается.
Ну, наконец-то!
— Поставим необдуманное намерение на паузу, кумпарсита? Договорились? Отложим на хрен! — наклонившись немного вперед к рулевому колесу и, повернув к ней голову, шепчу. — Угу?
Молчит, руками вытирает нос и щеки… Тягучими солеными слезами умывает красивое лицо.
— Неправильно, да? Ты не хочешь, а я заставляю?
Она мотает головой, икая, громко сглатывает, из глаз выкатившуюся слезу во рту катает и давится немой истерикой, прикусывает свой язык и ни на один вопрос не отвечает. Что это значит? Похоже, отрицательный ответ — большой и очень жирный крест, прочерк, непреодолимая двойная сплошная полоса, которую по всем правилам пересекать нельзя. Назад! Назад! Назад! Она мычит и сильно изгибает шею, словно что-то хочет рассказать, но не решается, откатывается с выводом назад и снова застывает.
— Нам надо расстаться, и мы оба это понимаем, — через зубы злобно произносит.
Расстаться? То есть? Она моя жена… Я думал, что мы давным-давно оговорили правила, по которым с ней играем.
— Я не подхожу тебе, — всхлипывая, продолжает. — Не выйдет. Ты чересчур хороший, Ярослав. А я, — рычит и бьет кулачками по крепко сведенным своим коленям, — плохая. Если бы ты знал, какая я гнилая дрянь.
— Это из-за… — утыкаюсь мертвым взглядом вдаль, не слушая ее слова.
Хороший? Хороший, потому что дефективный? Потому что вызываю жалость у людей? Потому что болен? Болен навсегда? Сучьей ампутацией… Неизлечимо!