La Cumparsita… В ритме танго
Шрифт:
«Звучит не очень, одалиска!» — страдал Смирнов. — «Как бы не вырубить чего другого. Дикость какая-то, словно мы с тобой язычники. И потом, да пусть шлепается и побольше. Больше шишек — богаче, ярче опыт! Все равно ведь ко мне на руки идет и жалуется на „бо-бо“. А за мной такое не забудется, я уж обязательно пожалею мою доченьку и приложу себя к ней, как лист декоративного подорожника. Но! Но не без лечебных способностей. Так что, меня абсолютно все устраивает, пока она по-голубиному воркует рядышком со мной…».
«Перестань, Алешка!» — запрокинув голову, смеялась я.
Необходимо было перерезать воображаемые путы карапузу, который только-только или в очередной неумелый раз собирался
«Я не уверен в этом, одалиска!» — ворчал Смирнов, пока рыбка собиралась с духом, чтобы встать на ножки.
«Зато я уверена, Алеша. Давай!» — кивнула головой, выдавая отмашку мужу на «отрезание» проблем с первыми шагами Даши…
— Аборт? — приставив кулаки ко рту, через зубы произношу.
— Прости, пожалуйста, — пищит рыбка.
— Ярослав знает? — отнимаю руки и прикладываю вспотевшие, но как будто ледяные, ладони к раскаленной коже своего лба, медленно прикрываю глаза и вместе с этим болезненно жмурюсь. Мигрень так не вовремя пришла! У меня сумасшедшим образом раскалывается чугунная от нехорошей информации голова, а немногочисленные мысли разбегаются кто куда и не желают меня слушать.
— Нет, не знает! — Даша поднимается и, слегка пошатываясь, отходит в сторону, там жалко забивается спиной в темный угол и выставляет руки по бокам от себя.
— Когда? — сквозь зубы задаю вопрос.
— Ма-ма… — скулит и крутит нервно головой.
— Когда? — слегка повысив децибелы, еще раз спрашиваю.
— Это не от Ярослава, мама. Ребенок не от мужа, а от другого мужчины. Это было давно! Очень! Но такое впечатление, что два дня назад, — гнилостно, нехорошо хихикает. Я бросаю на нее злобный взгляд, дочь со странным хохотом сразу замолкает. Но ненадолго, а лишь затем, чтобы потом кое-что еще сказать. — Никак внутри меня тот разрыв не заживет. Все кровоточит, кровоточит… Он меня просто убивает! А я проживаю этот чертов эпизод каждый божий день на протяжении нескольких лет, корчась от несуществующих фантомных болей. Понимаешь, что это такое?
Не хочу про это знать! Это неспокойная совесть каленым железом выжигает изнутри. Она себя жалеет, плачет о потере и продолжает щедро потчевать собой то, что надо бы оставить в прошлом и на что смотреть, как на обыкновенный негативный опыт и не более того. А впрочем, я этого не знаю. До абортов ни с одним из своих мужчин я ни разу не дошла. Наверное, я слаба эмоционально или недоразвита физически. Однако, будучи беременной от страдающего наваждениями неуравновешенного мужика, я не посмела сделать что-то гадское с собой. Ярость пробудилась намного позже, когда я случайно встретила вторую, но первую законную, пассию больного идиота и не где-нибудь, а в одной предродовой палате при задрипанной больнице. Его официальная жена в те страшные, а для кого-то последние сутки, рожала вместе со мной…
— Когда? — охрипшим голосом произношу.
— Четырнадцать лет назад. Помнишь…
«Еще бы! Ха!» — откидываю голову и громко хмыкаю.
Рыбке было восемнадцать лет! Уму непостижимо. Такая информация вряд ли быстро переварится и уложится в моей голове. Сейчас могу сказать лишь, что я прекрасно помню, как Даша резко исчезла из поля видимости родительских радаров, правда, перед этим предупредив нас, что едет за город со своим неизвестным кавалером, с которым у нее были чересчур серьезные отношения. Даша, видимо, любила того парня, а он подло обманул ее. Мотивы, чувства, действия, на самом деле, больше не важны.
Дочь тогда надолго пропала из виду, но почти каждый час звонила. Тихим голосом спрашивала, как у нас дела, и шептала о том, что у нее все замечательно. У меня хорошо отложилось в памяти, как в один момент Дарья с каким-то вымученным стоном прошептала в трубку:
«Родители, я вас так люблю!»;
а потом жалобно добавила:
«Простите меня!»
и прервала вызов.
Она как сквозь землю провалилась, скрылась из виду, такое впечатление, что сгинула, а потом каким-то боком всплыла под крылом у… Сергея! Сейчас анализирую и понимаю, что:
«Это все неправда и этого не может быть!».
Брат Алеши что-то знал? Или потакал мерзавке? Он помогал, пока мы тешили друг друга мыслями о светлом будущем для дочки? Она коверкала его, а Сережа об этом знал? Или он ее заставил, обозначив процедуру, как единственно выгодную операцию для малышки в тот момент? Аборт, по-видимому, был неудачным и поэтому с детьми у нее теперь ничего не получается:
«Плохой, по-видимому, был расчет, Сергей?».
— Ты была беременна?
— Прости меня, — она сползает вниз по стене и как будто утыкается выпуклыми коленными чашками мне в лицо.
— Ты была беременна, Даша? — шепчу, вглядываясь в ее лицо.
— Да! — сглатывает и опускает голову.
— А сейчас…
— Не выходит! — рыбка горько всхлипывает и упирается лбом в свои согнутые колени, Даша несколько раз прикладывается головой о ноги, ощутимо вздрагивает, но слабо причитает. — Мое на-ка-за-ние! Ма-ма…
Она так похожа на меня. Безусловно, в Дарье есть черты Алешки и его матери, но по характеру рыбка — похоже, стопроцентная Климова, нехорошая копия меня и моего отца. Как мы порой безжалостны к себе, а не только к окружающим нас людям. Мы по-плохому упрямые и по-хорошему настойчивые. Привыкли настаивать на своем и не довольствоваться полумерами. Возможно, фамилия — наш злой рок, постоянный и невыгодный попутчик на том пути, на протяжении которого мы встречаемся с обыкновенными, слегка зашоренными людьми.
Ей всегда нравились танцы, еще с рождения, как говорят, с пеленок. Она кивала головкой, лежа в своей прогулочной коляске, если слышала рядом с собой музыку. Ритмично сжимала-разжимала пухленький кулачок, покачивая тельцем. Почти всегда улыбалась и временами подпевала. После того, как Дарья наконец-то сделала свои первые уверенные движения в строго вертикальном положении, она стала усиленно тренировать так называемый танцевальный легкий шаг. Я поощряла ее, вспоминая собственную мать. Но между нами было все-таки различие. Дашка — это рвение, титанический труд, несгибаемая целеустремленность, настроенность на «исключительно успех» и, естественно, врожденный талант, а я… Я обыкновенная характерная девчонка с нереализованными амбициями, пляшущая босиком, в монетками обвешанном цветастом лифе и длинной юбке из такого же фатина, на радость улюлюкающей, как правило, подвыпившей толпе. Моя танцевальная карьера, к сожалению, не сложилась и в гору не пошла. Зато дочь в профессиональном мире латиноамериканских танцев с последующим упором в ее любимую «аргентину» основательно зарекомендовала себя. Мы помогали ей, по крайней мере, старались не мешать ее не просто увлечению. Спонсировали все, на что она указывала пальцем, держали руку на пульсе расписания соревнований, сопровождали и поддерживали на турнирах всех мастей и рангов. Мы болели за Дашкин успех семьей!