Ледария. Кровь и клятва
Шрифт:
— Не тревожься. Я все скажу. И чем кормить, и сколько бегать, и что мы с тобой будем бесконечно благодарны. Я это умею.
Карланта улыбнулась, поднялась с пола и отряхнула штаны.
— Тогда пиши свои письма, я иду собираться.
Она вышла из кухни и что-то пробормотала по дороге к лестнице.
— Что?
Глорпка взбежала наверх и юркнула в свою комнату.
— Я увижу настоящего принца! — донеся оттуда переливчатый смех.
Еще одна маленькая ложь в ряду прочих. Кэларьян встал и заковылял в библиотеку за пером и пергаментом. Адемар может не получить письма.
Но обман удался, Карланта будет в безопасности, — остальное неважно. Он напишет Адемару все, как есть: что в городе находится укрытие, что у него появились необычные враги, и что они уже сделали свой ход. В свечении принца ясно видно следы Искусства, но что за воздействие они применили и почувствовал ли что-то Адемар, неизвестно. Ему не объяснишь всей опасности, не предостережешь — не поверит. Он знает, как бороться с армиями и шпионами, но посвященный может ходить под самым его носом и вредить больше любого латника с оружием. Незаметно и безнаказанно.
Эта сторона Искусства всегда отталкивала и заставляла Кэларьяна присматриваться к тем, кого хотелось посвятить в чудесную тайну. И он присматривался, тщательно и долго. А Итан Ригелли… Хотелось верить, что тоже.
Однако всегда остается случайность, управляющая жизнью круче всяких намерений. Неосторожное слово, неосмотрительный жест, излишнее влияние там, где можно было без него обойтись. Случайно к ним попал Лоис. Но это приобретение только украсило Орден. А Эмилия… Нет, это, конечно, не было случайностью, что бы ни утверждал Ригелли. Он заметил ее, он захотел ее, и он ее получил. Дверь, за которой она увидела безграничные возможности, открылась не просто так.
Капля чернил сорвалась с пера Кэларьяна, но он ничего не видел, целиком уйдя в прошлое. Все начиналось с одной приоткрытой двери — для них всех — со щелки, через которую было видно нечто, не укладывавшееся в сознании. И ведь кто-то мог пройти мимо, уверив себя, что ошибся, что не так понял увиденное. Лоис Катарк так и сделал. Он шел на занятия, и в тот момент, когда Кэларьян входил в кабинет к Ригелли, увидел, как тот удерживает в воздухе под потолком книгу, смеется и листает страницы щелчком пальцев. Театральность всегда была одним из его любимых недостатков.
Лоис почти прошел мимо. Он ушел и вернулся, он постучал, но когда вошел, книга уже лежала на столе. Но и Кэларьян, и Ригелли все поняли — на простом лице Катарка удивление и возбуждение читалось легко, как на листе пергамента. Оба посмотрели на него, друг на друга — и согласно кивнули. Лоис им нравился. Тихий и скромный, он никогда не стал бы похваляться тайнами перед другими и, что было важно для Ригелли, — оспаривать его превосходство.
Кэларьян взглянул на кляксу и рассеянно промокнул ее рукавом.
Сейчас же важным было то, что Лоис никогда не вступал в борьбу интересов и фракций. И никогда не стремился узнать запретные тайны. Старый добрый Коротышка Лоис. Он может стать связующей нитью между Кэларьяном и обезумевшими посвященными. Он наверняка что-то знает, не может не знать. Посвящённые выманили Кэларьяна с севера, хорошо. Они
Кэларьян покрывал пляшущими строчками лист и никак не мог привести свои чувства в порядок. Воспоминания не хотели отпускать сердце. Через два месяца после того, как Лоис видел через щель в двери Ригелли недозволенное, сам Кэларьян увидел там же, как учитель заставляет парить вокруг Эмилии восемь книг, а она хлопает в ладоши — обычно очень серьёзная, колкая, усталая от борьбы с предвзятостью магистров к женщине. Рядом с Ригелли она выглядела счастливой.
Учитель сказал, что она увидела его случайно, как и Лоис. Кэларьяну всегда казалось, что это неправда. Эмилию он не спрашивал.
Лист кончился, строки заполнили его сплошной сетью. Пока хватит. Не стоит вываливать на голову Лоиса слишком многое, так он может и вовсе спрятаться в раковину, не желая не то что вступать в борьбу друзей и коллег, но даже знать о ней.
Кэларьян присыпал пергамент песком, сдул его, сложил лист и запечатал конверт сургучом. "Торас" написал он на лицевой стороне. Имя какого-то писаря из глубокого прошлого, выбранное Лоисом как кодовое. Катарк помнил имена всех канцеляристов Ледарии за последние пятьсот лет, никто другой не смог бы уместить в своей памяти и трети. Может быть, за это Ригелли и ценил его на самом деле — за любовь к архивам и готовность искать там ответы на вопросы учителя все дни напролет.
Кэларьян смотрел на письмо. Все. Прочь сентиментальность. Сейчас ему нужна вся серьезность, чтобы предупредить Адемара о возможном влиянии и не показаться выжившим из ума стариком.
Он обмакнул перо в чернила и принялся аккуратно выводить буквы имени принца. Пергамент должен показать своего автора собранным, четким и уверенным. Все чувства необходимо запечатать внутри самым крепким сургучом — и сегодня, и во все дальнейшие дни. Война с посвященными не потерпит слабости.
Глава 19. Часть 1. Хаубер
Керк крепко спал, но в здании гостиницы еще светились окна. На миг Фронадан поверил, что они нагнали Сейтера и развязка этой погони наступит прямо сейчас. Он был бы рад любому повороту, даже засаде, потому что это всяко лучше, чем упустить принца и позволить ему достичь своей цели. Сейтер бежал на юг, словно за ним гнались демоны, а поскольку он и сам был их породы, в конце пути не могло случиться ничего хорошего.
Валленийцы с галопа влетели во двор, но конюшни оказались пусты, как и барак для солдат высокородных путников. Был шанс, что противники затаились внутри, но, скорее всего, их ждали только протухшие новости, как и всю дорогу из Берении. В каком бы гарнизоне они не останавливались, везде перед ними менял лошадей Сейтер: сначала за три дня, потом за два, за полтора. Валленийцы брали этих лошадей — чем дальше, тем все менее отдохнувших — и гнались следом, медленно сокращая разрыв. Если Сейтер отдыхал мало, они не отдыхали вовсе, теряя отстающими по нескольку человек в день.