Леди полночь

Клэр Кассандра

Джулиан никогда не ходил небритый, с тех пор как впервые он появился с щетиной и Тай сказал ему без всяких предисловий: «Мне не нравится».

– Джулс, - сказала Эмма, - Ты в поряд..

Но Джулиан бросился через комнату.

Казалось, он не видел ничего и никого кроме Эммы, он опустился на колени и обхватил ее руками, уткнувшись лицом в ее живот. Она дотянулась дрожащей рукой и погладила его кудри, поднимая встревоженные глаза на Кристину.

Но Кристина уже поднялась, бормоча, что расскажет другим, что Джулиан присматривает за Эммой. Эмма услышала

щелчок замка, когда она закрыла дверь спальни за собой.

– Джулс, - пробормотала Эмма, ее руки запутались в его волосах. Он не двигался, был совершенно неподвижен. Он вдохнул, прежде чем неуверенно поднять голову.

– Во имя Ангела, Эмма, - сказал он надломленным голосом.
– Зачем ты это сделала?

Она вздрогнула, и он тут же поднялся на ноги.
– Тебе нужно больше Иратце, - сказал он.

Это была правда: всё болело. Местами боль была слабая, в других же чувствовалась намного сильнее.

Эмма вдохнула, как Диана учила ее — медленно, постепенно, когда он поднял стило. Он опустился на кровать рядом с ней.

– Не двигайся, - сказал он, и коснулся стило ее кожи. Она почувствовала приливы боли.

– Как долго… когда ты проснулся?
– спросила Эмма. В этот момент он положил стило обратно на стол.

– Если ты имеешь в виду, видел ли я, как они хлестали тебя, то нет, - сказал он мрачно.
– Что ты помнишь?

– Я помню, как пришел Гвин и остальные… Иарлат . . . Киран.
– Она думала, про невероятно жаркое солнце, и дерево с корой цвета крови. Глаза, цвета угля и серебра.

– Киран и Марк безумно любят друг друга.

– Именно так, - сказал Джулиан.
– Я не уверен, что Марк чувствует, к нему сейчас.
– Она выпрямилась неровно вдохнув.

– Я обронила Кортану.

– Марк принес ее, - сказал он голосом, который указал на то, что Кортана была последней вещью о которой он думал.
– Боже, Эмма, когда я пришел в себя, конвой уже исчез, а ты лежала на земле, истекая кровью; Марк пытался поднять тебя и я думал, что ты мертва, - сказал он, и не было мягкости в голосе, просто свирепая дикость, которая раньше никогда не ассоциировалась у неё с Джулианом.
– Они отхлестали тебя, Эмма, ты приняла побои, предназначенные для Марка и для меня. Я ненавижу то, что ты сделала это; ты понимаешь - я ненавижу это.

Эмоции звенели и горели в его голосе, как бушующий огонь, который вышел из-под контроля.

– Как ты могла?

– Марк бы не выдержал удары, - сказала она.
– Это бы сломало его. И я бы не смогла смотреть, как они избивают кнутом тебя. Это бы сломало меня.

– Ты думаешь, я не чувствую то же самое? Ты думаешь, я не сидел здесь весь день совершенно разбитым и разорванным на части? Я скорее отрежу себе руку, чем ты потеряешь хоть ноготь, Эмма.

– Дело не только в тебе, - сказала она.
– Дети — они ожидают, что я буду сражаться, что мне будет больно. Они думают: там Эмма, снова исцарапанная, изрезанная и перевязанная. Но ты: они смотрят на тебя так, как не смотрят на меня. Если бы тебя сильно ранили, это бы их очень

сильно напугало. И я не могу думать о том, что они находятся в таком состоянии.

Джулиан сжал кулаки.

Она могла видеть пульс, пробивающийся под его кожей. Она случайно вспомнила некоторые граффити, которые видела на той стороне Пирса Малибу: ваше сердце - это оружие размером с кулак.

– Боже, Эмма. Что я такого тебе сделал?

– Они и моя семья тоже, - сказала она.

Казалось, она задохнется от эмоций, но она их обуздала.

– Иногда я хочу… я хотел, чтобы мы были женаты, а они были бы нашими детьми, - сказал он быстро.

Его голова была опущена.

– Женаты?
– повторила Эмма шокировано.

Он поднял голову. Его глаза пылали.

– Почему ты думаешь, что я...

– Любишь меня меньше, чем я люблю тебя?
– перебила она его.

Он заметно вздрогнул, услышав эти слова.
– Потому что ты так сказал. Я же сказала тебе на пляже, о своих чувствах, на что ты ответил: - Не в этом смысле, Эмма.

– Я не...

– Я устала врать друг другу, - сказала Эмма.
– Ты понимаешь? Мне это надоело, Джулс.
– Он провел руками по волосам.

– Я не вижу никакого выхода, чтобы все было в порядке, - сказал он.
– Я не вижу ничего, кроме кошмара, где все разваливается, и где нет тебя.

– Сейчас у тебя нет меня,- сказала она.

Она попыталась встать на колени на кровати. Ее спина болела, а руки и ноги были такими уставшими, будто она пробежала и проползла на них целые мили. Глаза Джулиана потемнели.

– Все еще больно?

Он пошарил среди предметов на тумбочке, и подошел с пузырьком.

– Малкольм сделал мне это недавно. Вот, выпей.

Пузырек был наполнен зеленовато-золотой жидкостью. На вкус было как легкое шампанское. В тот момент, как Эмма проглотила жидкость, она почувствовала онемение, пронесшееся по всему телу.

Боль в конечностях отступила, и холодная, бурлящая энергия заменила ее. Джулиан забрал у неё пузырек и бросил на кровать.

Он скользнул одной рукой ей под колени, другой под плечи, и поднял ее полностью с кровати. На мгновение она прижалась к нему в удивлении. Она могла чувствовать его биение сердца, запах его мыла и красок, а также аромат гвоздики. Мягкость его волос ощущалась на ее щеке.

– Что ты делаешь?
– спросила она.

– Мне нужно, чтобы ты пошла со мной.

Его голос был жесткий, как будто он собрал всё своё мужество, чтобы сделать что-то ужасное.
– Мне нужно кое-что тебе показать.

– Ты так говоришь, будто ты серийный убийца с морозильной камерой, в которой полно отрезанных рук, - пробормотала Эмма; он открыл дверь плечом.

– Конклав, наверное, не обрадовался бы этому факту.

Эмме хотелось потереться об него щекой, ощутить шероховатость его щетины. Он выглядел рассеянным: футболка на нём была наизнанку, а ноги босые. Она почувствовала прилив нежности и желания настолько сильно, что все ее тело сжалось.