Ледобой. Зов
Шрифт:
— Куда ехать?
— В потайное место, — старик двумя пальцами за подбородок развернул её лицо к себе, утёр две слезы, готовые вот-вот скатиться с ресниц. — Небось, не забыла ещё, как в прятки играть? Вот и спрячемся, пусть лихие ищут.
И бросил острый взгляд в просвет между баней и складом, где пьяный Прям вдруг встрепенулся, поднял голову и обвёл площадь невидящим взглядом. Неуклюже поднял руку и кому-то погрозил указательным пальцем.
— Видоки вам нужны? Доказательств ма-мало? Прям, думаете, ш-шаляй-валяй? Вот… вот… вот у меня где…
И сцепив пальцы в кулак, начал грозить, оглядываясь вокруг.
— Гля, пьянчук из мёртвых восстал, — Лукомор
— Вот где! — Прям валко шатался и совал кулак в каждую сторону, куда его разворачивало.
Косоворот отвлёкся, недоумённо переглянулся с Лукомором и Головачом, дал знак, ну-ка подсядем ближе. Пир перешёл тот незримый рубеж, когда есть ещё стройность обряда, когда жив ещё порядок и всеобщая череда здравиц и речей слушается возницу, ровно хорошо обученный упряжной конь. Князь, мрачный и нелюдимый, молча взирал на гостей со своего места, давно отпустил дело на самотёк, внимательно слушал Чаяна, сидевшего справа, и беззвучно кивал. Ещё недавно благообразная гулянка неустрашимых воев разбилась на несколько междусобойчиков, изредка прерываемых князем, прерываемых, впрочем, всё реже и реже.
Прям остановил верчение по сторонам, его взгляд зацепился за Косоворота, и потайного, ровно якорем, утвердило на месте.
— Ш-шаляй-валяй, думаешь? Вот… — воевода потайной дружины, колыхаясь, ровно трава под ветром, поднёс кулак к носу Лукомора. Смотрел на Косоворота, сунул под нос Лукомору.
— Что вот?
Прям жалостливо улыбнулся и покачал головой, точно с недоумками разговаривает. Вдруг с пьяно-хитрым видом показал, будто пишет. Бояре переглянулись. Накидался так, того и гляди хмельная трясучка разобьёт.
— Что корябаешь? Князем себя вообразил? Указ пишешь?
Прям, теряя взглядом собеседников, качался во все стороны, хмельная слабость подбивала его ноги в коленях и потайной то и дело нырял и подскакивал, как поплавок.
— Они пиш… шут.
— Кто они?
Прям неловко махнул за спину, мотнул головой, икота поймала его на вдохе, и воевода потайной дружины смачно хрюкнул.
— Г-глядит на м-меня, как п-пьянчужка, и рукой водит. Будто пишет. Я ему… а ну… г-говори, с-сволочь.
Бояре переглянулись. Ну да, тоже выпили немало, но этот просто набрался, как свинья, язык заплетается, мысли скачут, ровно одичавший табунок.
— Г-говорю, ну-ка говори, сво… лочь! — потайной хотел было кулаком по столу ударить, да стоял далеко и со столом не встретился. Чуть не рухнул. — Та… ращится на меня, как ры… ба, пасть ра… зевает.
— Кто?
— Со… рока. Или Шес… так. Не помню. Го… ворю, ну-ка говори! Говорю, что пока… зываешь, скотина? Свиток что ли? А он на пос… леднем издыхании кивает. Какой сви… ток, спрашиваю? А он на себя показывает и рукой куда-то да-далеко машет. Помер за… раза. Не сказал, что за свиток. До… нос что ли?
Косоворот едва на месте не подпрыгнул. Схватил за грудки Лукомора, подтянул к себе, что-то на ухо шепнул. Головачу ничего шептать не понадобилось и без того белый стал, ровно молоко вместо крови по жилам побежало.
— Я ему: «Говори, кто ещё с тобой!» А он сви… ток показывает. Пишет, дескать. Не помню. Сорока… Или Шестак… Ладно, съездим глянем, что за пи… сулька… Небось… всех сдал. Эй, Отва… да… Отвада!
Прям неуклюже полез обратно за стол, неловко взобрался коленями на скамью, навалившись грудью на стол, перебросил ноги на ту сторону, и тут руки его предательски подогнулись и потайной с глухим
— Готовы?
У самых теремных ворот стояли две телеги, осталось только створки растворить, и смирные лошадки вывезут поклажу на улицы Сторожища.
— Готовы.
Старший сын Отвада, Разлетайка, семилетка с упрямым нравом, совсем как у отца, весело сверкнул глазёнками со дна телеги. Ух ты, совсем взрослое дело доверили! Как будто ты разведчик, под прикрытием мешков пробираешься на вражеские земли, и никто в целом мире не должен тебя обнаружить. Зарянка с младшим пряталась во второй телеге.
— Где нас встретит Безрод?
— За городом, — Стюжень подмигнул княгине. — Полдня убеждал твоего, что нет для него человека надёжнее Сивого.
— Уговорил ведь.
— Как видишь. Только стоило мне это больного горла и мозолей на языке. Слышишь, милая, хриплю? Ты, глав дело, будете ехать по Сторожищу, ни звука не дай. И не шевелитесь. Не дайте боги, увидит какая-нибудь глазастая тварь, всё псу под хвост. А так, едет себе телега и пусть едет.
Стюжень дал знак и на повозки бросили дерюжку. Верховный отошёл, так глянул, с другого боку посмотрел. Телеги и телеги. Ничего примечательного. В этот предрассветный час город спал и перед воротами стояли только Стюжень, Перегуж, Прям, ночной привратный дозор и двое погонщиков — Гремляш и Долгач, оба из старых, надёжные, как прибрежные утёсы, проверенные годами и десятками стычек и битв. Верховный дал знак, возницы друг за другом вывели телеги на площадь перед теремом, а через какое-то время даже колёсный скрип растворился в ночи.
— Чего уставился?
— Как ты давеча про Отваду говорил? Дескать, учить лицедейству только портить? Это не ты за наставника был там, где его паясничать учили?
Потайной весело подмигнул. Знай наших.
— Поди вот-вот заполыхают теремки Сороки и Шестка.
А Стюжень всё качал головой. Это ж надо так перевоплотиться — бояре, как один, побросали всё, сорвались с пира, и только пыль за ними встала столбом. Этот у Отвады на охоту отпросился, у того жена рожает, третьему плохо стало — перепил, четвёртый на рыбалку ускакал, пятый… а что пятый? Мрак его знает, пятому осталось только засранцем сказаться, мол, порты испачкал. Хватай любого, кто в тот день с пира улизнул, да на дыбу определяй, и не ошибёшься. И вопросов можно будет не задавать, всё равно без толку — даже сами себя оговорить не смогут. Языки полопаются. А этот поднимает рожу с пиршественного стола, подмигивает куда-то в просвет между баней и складом, сплёвывает и потягивается, будто сладко выспался на сеновале и выхрапел в ночное небо весь свой хмель. Стоит, поганец, ровненько, чисто молодой дубок, не шелохнется и лыбится от уха до уха. И скажите ему, что в бороде седина появилась, рукой махнёт и взоржёт, ровно жеребец.
— Затворяй ворота! — Перегуж дал отмашку, а когда дозорные исполнили приказ, подозвал обоих к себе. — Седлайте лошадей. Срочное послание за засечную заставу…
— Так будет вернее, — согласно шепнул Стюжень Пряму на ухо. — Хорошо, Отваду уговорили не светиться у ворот. Что это были бы за телеги, которые сам князь провожает?
— Завалюсь на ложницу и просплю до полудня, — буркнул Прям. — Косоворота с Лукомором поди перепей!
— Ты у нас тоже не пальцем деланый, — Перегуж легонько ткнул потайного в бок.