Легенда о Вороне и Лотосе
Шрифт:
Скрип. Я подошла к решетке, но успела разглядеть только спину – кто-то вошел в камеру Чи Дяня.
– Прошу. – Спина поклонилась, Чи Дянь даже не взглянул.
Перед ним поставили поднос с вином и вновь отдали поклон. Я зря пыталась рассмотреть посетителя, это был обычный тюремщик. А вот Чи Дянь явно не был обычным заключенным, раз ему приносили сюда вино.
Служащий вышел и запер камеру.
– Кажется, кто-то все еще заботится о тебе, господин Чи.
Он посмотрел на меня и криво улыбнулся.
– Все еще скалишь зубы, Гао Фэнь? А ведь мы могли бы и не быть врагами.
– Да ну.
– Вцепилась своим взглядом, будто я непременно желаю зла.
– Ты и желал. Разве ты не пытался заманить Цзе Цзина, как только узнал, что это он привез меня в Хэши?
Смех.
– И ведь все-то ты знаешь. Тогда как же так вышло, что меня ты ненавидишь за нее, а Цзе Цзин ходит по земле и дышит свободно? Кажется, ты ведь даже зовешь его Наставником?
– Он не узнал ее, потому что она хотела этого. Если женщина захочет, кто с ней справится? А ты бросил ее здесь сам, а потом мучил своей любовью и ревностью.
Смех, он все еще смеялся. Я не смотрела. Только слышала, как наливает себе вина. Его смех наконец оборвался, и тишина закачалась каменным холодом.
– Не мож… – хрип. Я не сразу разобрала его. Когда я подбежала к решетке, Чи Дянь уже лежал на полу, схватившись за горло. Из его рта текла кровь. Он приподнялся и посмотрел на меня. Его вечная усмешка и боль. Кровь все вырывалась, пока он с глухим звуком не упал замертво.
Я звала, не знаю, почему начала кричать, призывая на помощь. Он был уже мертв. А я не могла перестать звать людей, будто из моей груди тоже вырывается кровь. Я кричала, пока они не пришли, пока не открыли камеру и не перевернули его. Мертв. Конечно мертв.
Горло схватил спазм. Я сидела на полу, прислонившись к стене. Холод льнул к рукам. Тот холод. Холод смерти.
«Пока ты будешь хранить свое сердце незапятнанным, всегда найдутся те, кто сумеют разглядеть его». Мое сердце, было ли оно все еще чистым, если руки уже впитали чужую кровь?
Кто-то разорвал темноту, и я устало открыла глаза.
Факел на стене с глухим шипением взял меня в круг. Я смотрела на дрожащий огонь, лишь бы не смотреть на тень, вошедшую в мою камеру. Тень тоже смотрела. На меня.
– Хорошо вам здесь спалось? – ледяной голос ударил по холодным стенам. Я больше не могла притворяться, что его здесь нет. Я подняла глаза.
– Кто?
– А как вы думаете, госпожа Гао?
Бай Син не знал пощады. Он смотрел на меня спокойно, безразлично, будто снова говорил: «Ты не можешь быть такой слабой».
– Не вы, слишком очевидно. Значит, У Баолин.
Глава Бай молчал.
– Либо его отец.
Дядя пытался спасти его, в конце концов, Чи Дянь наверняка был ему полезен. Значит, министр Ци. Убить оступившегося сына проще, чем смывать с себя грязь от связи с изменником. Сын выбирал смерть матери, отец выбирал смерть сына. Как когда-то дядя выбрал нашу смерть. Чья-то жизнь – чья-то
– Вы все еще не желаете возвращаться в Учение?
Я подняла глаза. Сегодня он и правда был Главой Баем. Все те же белые одежды и твердая поступь.
– Как ваша рана? – прошептала я.
– Вы все еще не расплатились за нее.
– Знаю.
– Сидя здесь, как вы сделаете это?
Я смотрела на него, но так и не могла понять, сердится он или правда так безразличен.
– Кажется, вам и правда нравится здесь.
Он подошел ближе и чуть нахмурился.
– Вы ждете, когда я подам вам руку и помогу встать?
Он опять застал меня врасплох.
– Нет! – Я резко поднялась, все еще не понимая, чего он хочет.
– Тогда я должен взять вас за руку и вывести отсюда?
Он не сердился, он просто издевался.
– Я не могу уйти. Приговор, подписанный наместником, все еще в силе.
– Приговор? Вы о том приговоре, который я сжег еще до приезда генерала?
– Вы сожгли его?
– Должен был оставить на память?
Он все же сердился? Я не могла разобрать. Я напряженно всматривалась в его лицо, когда он вдруг протянул руку и коснулся моих волос. Я замерла, перестав дышать. Что он делал?
– Солома.
Я растерянно коснулась волос. Тюфяк, на котором я спала.
Вместо того чтобы поблагодарить Главу, я продолжала неподвижно стоять.
– Кажется, здесь вам и правда плохо спалось.
– Глава…
– Оправляйтесь домой и ждите моего приказа.
Он ушел, оставляя дверь открытой. Я была свободна. И он даже не вышвырнул меня из Учения.
Учение поможет исполнить вашу месть. Но с того момента ваша жизнь принадлежит мне. Кажется, так он сказал во Дворце Безмятежности. Моя жизнь принадлежала ему. Оставалось надеяться, что она понадобится ему не скоро.
Стражи беспрепятственно пропустили меня. Я и правда была свободна.
У ворот тюрьмы меня ждал Цзянь Фэн. Скрестив руки и чуть прищурив глаза, со своей неизменной равнодушной беспечностью.
– Госпожа Гао, как поживают тюремные крысы?
– Они были рады видеть меня вновь.
Он рассмеялся и махнул рукой в сторону рынка:
– Так отпразднуем твое счастливое избавление!
– Глава Бай приказал не спускать с меня глаз?
– Больно ты нужна Главе, я всего лишь приглашаю пропустить пару кувшинчиков вина.
– Всего пару?
Цзянь Фэн бросил на меня выразительный взгляд, и я рассмеялась.
– Я все еще должна тебе кувшин сливового.
– Всего один?
Я привела Цзянь Фэна в наш дом. Вечер медленно погружался в воду, оставляя золотые круги, и дышалось по-особенному легко.
– Подожди здесь.
Я оставила Цзянь Фэна во дворе и спустилась в погреб. Их осталось всего семь. Семь кувшинов, приготовленных наставницей. Я взяла три и осторожно поднялась.