Лекарка поневоле и 25 плохих примет
Шрифт:
— За матерью догляд нужон, старенькая она уже.
— Да она, чай, младше меня!
— Энто да, вот только она не магичка, поэтому здоровье-то уже не то.
— У меня тоже не то. И сил с каждым днём всё меньше и меньше, а всё ж как-то копчу избу сама. Вон, к Ланке в Армаэс скоро будете ездить, особливо ежели чего несрочное.
— Мать совсем слабая, не могу я ей от дома отказать. Не могу. А жёнка бесится, мать-то её никогда не жаловала, вот она и припоминает, что по молодости-то было… — пожаловался староста и горестно вздохнул: — Мож, зелье ей какое успокоительное дать…
— Зелье, —
Стрельнув глазами в мою сторону, бабка Гриса вынула из кулька парочку пирожков, чтобы оставить себе, а остальное вручила толстяку.
— Пирожки с начинкой особой, да только не переборщи. По одному в день — и хватит. Посмотришь… А коли эффект будет, то за добавкой к Ланке приходи — я такие печь не умею. Цену она за них, правда, ломит порядочную, ну дак ты не обеднеешь. А нервы жёнины надо беречь. Довольная жена — залог счастья в избе.
— Это точно… Благодарствую, — обрадовался староста, заглянул в кулёк и сцапал один пирожок, целиком отправив в рот, быстро прожевал и крякнул: — У самого уже нервишки шалят, так и к бутылке недолго начать прикладываться. Ну, бывай, Гриса. А к Ланке-то заеду, коли будет повод.
Староста ушёл, так и не заметив нашего с Шельмой присутствия. Я спустилась с печи и поблагодарила наставницу:
— Спасибо!
— Не за что, душа моя. Я ж к тебе со всем сердцем. Ты, кстати, домой-то не торопись. Завтра как раз ярмарка будет, сходишь, носом поводишь, продуктов купишь. А сегодня всё одно делать нечего — колодец почистишь. Старая я уже стала, спина не гнётся, а ты молодая — быстро справишься. Ещё с печки золу успеешь выгрести, да дымоход заодно прочистить. В молодых руках-то дело спорится, — лукаво улыбнулась она. — А уж я в ответ чем смогу подсоблю: буду пациентов к тебе слать, всё одно сил на них у меня уже почитай нет. И за зелья твои честь по чести расплачусь.
В общем, бабка Гриса меня перехитрила — отказать ей я не смогла и целый день батрачила под её чутким руководством. Шельма ходила за мной хвостом, но на грядки больше не покушалась — из зарослей сливы за ней бдил попугай, которого три года назад выходила целительница. Его привезли с собой морячники, однако обращались с ним дурно — держали в тесной клетке и морили голодом. Умный птиц неоднократно пробовал сбежать, и последняя попытка увенчалась успехом, только хозяева отпускать его не пожелали — подстрелили в небе.
До участка бабы Грисы он дотянул, а потом рухнул с неба ей практически на голову. Как говорится, с неба счастье привалило. Она его и подлечила, и откормила, и к делу приспособила, потому что нахлебников страсть как не любила, даже пернатых.
К вечеру у меня гудели ноги, а Шельма окончательно разочаровалась в концепции гостевания — ни коврик погрызть, ни наглого попугая за хвост поймать, ни в медовый горшок залезть. Сплошные ограничения.
Однако я захотела остаться на еженедельную ярмарку — присмотреться к ценам и людям. Раз уж решила на пару месяцев задержаться здесь, не в Армаэсе же мне покупать червивое мясо, муку с жучками и прогорклый творог, тем более что за зелья наставница расплатилась
На уставленных книгами полках нашёлся академический учебник для целителей, и я с удовольствием его пролистала, чтобы освежить воспоминания. По крайней мере, информация встала на свои места.
«Целительская магия отличается от прочих (каких прочих и где бы про них почитать?!) тем, что способна управлять живой материей, воздействуя на её мельчайшие частицы». Видимо, под частицами имеются в виду клетки.
В учебнике классифицировались виды заклинаний, и все они были контактными — целитель обязан был касаться пациента, чтобы на него воздействовать. А жаль, я бы с большим удовольствием швырнула в больного сгустком целительской магии из-за угла.
Самое удивительное, что Лана обладала довольно обширными практическими знаниями, несмотря на уединённость места, где выросла, и скудные источники информации. А тренировалась изначально она на животных, поэтому ветеринар из неё был, пожалуй, даже получше, чем лекарь. Порывшись в памяти, я даже нашла воспоминание о кесаревом сечении козы, а потом долго икала и корила себя — без него мне куда приятнее жилось.
Шельма за весь день и вечер почти ничего не учудила: лишь один раз сверзилась с печки да напала на тапки наставницы, прикусив ту за пятку. Можно сказать, продемонстрировала образцовое поведение. Ну вот как её не любить и уехать к Разлому, где кисе будет не так вольготно, как в избушке у леса?
Ладно, война план покажет, а пока буду придерживаться уже выработанной стратегии.
Утром в день ярмарки со всех улиц на главную площадь Феурмэса стекались разноцветные ручейки нарядных людей. Дети были чисто умыты, а некоторые даже обуты, женщины — красиво заплетены и одеты в яркие платья, а мужчины — подпоясаны тиснёными ремнями и преисполнены чувством собственной значимости.
Так как деньги у меня были, но нести домой тяжёлую корзину не хотелось, я решила брать только дорогое и лёгкое. Специи, восхитительно пахнущие сушёные колбаски, сладчайший мёд в сотах, вяленую рыбу и засахаренные ягоды.
Столкнувшись со старостой, вежливо ему кивнула, и он хоть не сразу, но узнал меня.
— Ланка! Ланка! Погоди! — заторопился он в мою сторону, оставив жену у прилавка с шёлковыми лентами. Добравшись до меня, он одышливо заговорил: — Ланка, почём пирожки твои? Мне бабка Гриса на пробу дала парочку, так мы тогось… Распробовали!
Судя по довольной улыбке на лице его жены, антидепрекуси пришлись как нельзя кстати.
— Ясного дня! Я могла бы испечь партию на заказ, но вот незадача, муки у меня нет, а пешком отсюда я её не донесу. Надорвусь.
— Дак я сынка отправлю, он подвезёт да подождёт, пока ты напечёшь. У нас всего два осталось, — трагически зашептал он. — А завтра жена варенье на зиму варить будет…
Видимо, свекровь собиралась вмешаться в сакральный процесс.
— Хорошо. Тогда пусть ваш сын встретит меня у выхода. Я пока куплю всё необходимое.
Заниматься покупками с Шельмой в руках было невероятно сложно, но и отпускать её — не вариант. Вокруг было столько всего ненюханного, негрызенного и нераскиданного, что у кисы аж лапы дёргались и глаза пучились от нетерпения.