Ленька-гимназист
Шрифт:
Завтра — гимназия. Возвращение к подобию нормальной жизни, к учебникам и тетрадям. Но на одной из этих тетрадей стояло имя — «Брежнев Леонид». Имя, которое было не просто именем, знакомой судьбой, тяжелым грузом знаний о будущем, которое теперь предстояло как-то прожить.
Значит, я — Брежнев. Леонид, мать его, Ильич. Тот самый. Офигенно! Не в Васю, не в Петю, не в Ваньку с Пресни вселился мой неприкаянный дух, а вот так вот — сразу с козырей. Нда…… И что, спрашивается, со всем этим делать?
Что я знал об этом деятеле? Он умер задолго до моего рождения, время его правления одни называли «застоем», другие — золотым временем, когда наша страна стояла на вершине могущества.
И как мне себя вести? Вот главный вопрос, не дававший мне покоя. Как действовать в этом кипящем котле Гражданской войны, имея лишь обрывочные знания о будущем? Да и вообще, я небольшой знаток истории. В прошлой жизни я был технарем, история интересовала меня постольку-поскольку. Конечно, я знал основные вехи: революция, Гражданская, Ленин, Сталин, Великая Отечественная, Хрущев, Брежнев, Горбачев, развал Союза… Но детали! Подробности конкретно про тот же 1919 год, здесь, на Украине, были туманны.
Деникин… Имя вертелось на языке. Белый генерал. Кажется, его прибытие в этом году было весьма успешным. Он дошел до Орла, угрожал Москве… Но потом красные его разбили. Кажется… А дойдет ли он до Каменского? Что будет, если город снова перейдет из рук в руки? Снова бои, грабежи, смена власти… Как справиться с этими метаниями? Прятаться? Приспосабливаться? К кому?
Ну, одно я знаю твердо: в Гражданской войне победили большевики. На ближайшие 70 лет именно они станут той силой, что будет безраздельно властвовать в стране. Они победили григорьевцев, наводят свой порядок, гонят на окопы, возвращают детей в школы. Я помог Полевому, и тот смотрел на меня с одобрением. Комендант Костенко выдал наградной лист, обещал содействие и помощь — в общем, некоторые баллы я у большевиков уже набрал. Казалось бы, вот он путь: примкнуть к победителям. Тем более, я знаю, кто в конечном итоге одержит верх в Гражданской войне.
Но ведь мне известно и то, что будет дальше. Знаю, что эта победа будет оплачена страшной ценой. Помню про красный террор, продразверстку, которая обернется голодом и жестоко подавленными крестьянскими бунтами, про коллективизацию, расказачивание… Знаю про беспощадную внутрипартийную грызню, которая начнется почти сразу после победы. Сталин против Троцкого — 1:0 в пользу Сталина. Потом Сталин против Каменева и Зиновьева. Сталин против Бухарина… Железный Коба переиграет и уничтожит всех своих соратников по революции.
А потом… 1937 год. Это зловещее число стояло перед глазами. Машина репрессий, которая перемелет миллионы — и верных партийцев, и вчерашних врагов, и простых людей, попавших под подозрение. Как пройти через все это? Как выжить самому и не стать преступником в этой страшной машине? Или, что еще хуже, один из тех, кто ее крутит?
Какую линию поведения выбрать? Быть активным комсомольцем, потом партийцем? Это самый прямой путь наверх, к той власти, которая когда-нибудь станет моей по «праву рождения» в этом теле. Но это и самый опасный путь — слишком легко сгореть в огне партийных чисток или замарать руки так, что потом не отмоешься. Отец был прав — политика здесь смертельно опасна.
Может, затаиться? Стать тихим, незаметным исполнителем? Учиться на инженера, как он и советовал? Но позволит ли мне система остаться в стороне? И если бы я сам остался в стороне, то, к чему все идет? Смогу ли я спокойно смотреть, как страна идет к застою, а потом к краху, имея шанс хоть что-то изменить?
Тот, другой Леонид
Я лежал, глядя в мазаный белой глиной потолок, и чувствовал себя невероятно одиноким. Ни с кем не посоветоваться, никому не рассказать. Одно неверное слово, один неверный шаг — и все может закончиться очень быстро и очень плохо.
Увы, но, судя по всему, готовых ответов нет. Нужно быть умнее. Осторожнее. Гибче. Нужно учиться — не только арифметике, но и жизни, этой новой, страшной реальности. Наблюдать, анализировать, запоминать. Искать свой путь — не тот, что предначертан учебниками истории будущего, и не тот, что подсказывает интуиция, инстинкты, страх и знание событий будущего, но тот, который позволит и выжить, и остаться человеком, и, может быть, когда придет время, действительно изменить что-то к лучшему для своей великой и несчастной страны.
На следующий день я, вполне уже примирившись со своей новой судьбой, уныло побрёл вверх, в направлении гимназии. Однако по пути мне попался довольный как слон Гнатка:
— Слышь, Лень, я только что в школе был — сказали, занятий пока не будет. Григорьевцы в ней казарму устроили, так там бардак после них сейчас — это ужас! А во время боев окна здорово расколотили. В общем, там старшие классы сейчас убираются, потом стекла будут вставлять — неделя пройдёт, не меньше.
— Ну ладно, — не особенно огорчившись такому повороту событий, ответил я. — Куда пойдём?
— Хлопцы к Днепру собрались, купаться! Пойдешь?
— А давай! Только ранец в хату занесу, да и айда!
Вода в Днепре оказалась холодновата, но мы не вылезли из нее, пока натурально не посинели. Давненько я не чувствовал себя таким беззаботным и юным: когда все впереди, когда ты веришь, что со всем справишься и везде успеешь!
Стояли прекрасные майские дни, теплые и солнечные. Отцвела сирень, осыпался яблоневый цвет. Пользуясь перерывом в школьных занятиях, мы загорали, купались, мастерили рогатки, гоняли тряпичным мячом в футбол, играли в расшибалочку и городки. Все было прекрасно, и только одно тянуло за душу: отец, мобилизованный на рытье окопов под Синельниково, так и не вернулся. Прошла неделя, и от него не было ни слуху, ни духу. Обещание коменданта Костенко, что работа продлится недолго, оказалось пустым звуком. Мать держалась днем, но по ночам я слышал ее тихие всхлипы за тонкой перегородкой. Тревога за судьбу отца тяжелым камнем лежала на сердце, сочетаясь с гнетущим предчувствием, что его мрачные прогнозы о «лопате со штыком» могут оказаться правдой.
Не выдержав неизвестности, я решил еще раз попробовать счастье в новой власти. Может быть, какие-то изменения могут возникнуть? Или хотя бы какие-то сведения о сроках? Я снова отправился в управу, где теперь прочно обосновался Каменский ревком и комендатура.
В здании по-прежнему царила деловая суета победителей, налаживающих новую жизнь. Через пыльные окна я видел, как люди в кожанках и потертых гимнастерках деловито сновали по коридорам, на ходу дымили самокрутками; из кабинетов доносились обрывки споров, барабанная дробь пишущих машинок, треск телеграфного аппарата.