Лесная тень
Шрифт:
— Вон туда залезь, — потыкала я пальцем в сторону тётушкиного дома, — хватай котелок и тащи сюда.
Подозрение в округлившихся глазах Арни достигло максимума, я с интересом рассматривала его и всё ждала, когда же наконец отвиснет челюсть.
— Если ты думаешь, что я попадусь в такую глупую ловушку, — начал Арни с удивительно взрослой проницательностью.
— Да какая ловушка, — воскликнула я и заткнула рот рукой, сдерживая смех. Очень уж громко получилось, когда вокруг стояла тишина. — Суп там рыбный, а я есть хочу.
Арни сощурился, рыбный суп перевешивал подозрения. Оставалось только подождать, когда он перевесит и
— Ладно, — сдался он.
Добежал до окна, заглянул. Подтянулся на подоконнике, но влезть не смог и вернулся ко мне. Я почесала затылок, осмотрела комнату. Спускать ему стул мне категорически не хотелось, если кто-то его обнаружит, то объяснять, как он там оказался будет бесполезно, и так всё понятно. Я сбегала в сени и притащила пустое ведро.
В душе у меня играл азарт и жажда развлечений. Арни брезгливо взял ведро двумя пальцами, чем вызвал у меня приступ икоты. Поставил его под тётушкино окно и влез в дом. Я нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, пока он снова не показался снаружи, а к груди был прижат очень знакомый котелок.
— Прыгай уже, — скомандовала я, по пояс высунувшись из окна.
— Не попаду, — с сомнением отозвался он.
В доме позади него появился свет, кто-то приближался со свечой. Арни сиганул вниз, промахнулся мимо ведра, зато громко звякнул по нему котелком, схватил и со всех ног понёсся к моему крыльцу. Я быстренько закрыла ставни, согнулась, давясь от смеха, затыкала рот краем юбки. Финн пошевелился во сне, а в сенях появился Арни, на его счастливой физиономии сияло победное выражение.
От ухи нам остался один бульон, но и он был удивительно вкусным. Едва он кончился, я выпроводила Арни домой, заодно всучила котелок и велела поставить на тётушкино окно. Пусть она думает, что с вечера забыла его там.
— Скажи отцу, что я приболела, но извинялась. Завтра всё будет хорошо.
Арни кивнул и убежал, а я снова присела за стол, посмотрела на спящего Финна, совсем не уверенная в том, будет ли когда-нибудь хорошо.
Глава 11
Ночь я провела за столом. Лежала щекой на его твёрдой поверхности, так что к утру у меня покраснела и опухла половина лица, болела шея и отказывалась распрямляться спина. Не спасло даже то, что каждый час я просыпалась, чтобы проверить, дышал ли ещё Финн, да намочить платок у него на лбу.
Он не приходил в себя, но выглядел получше. Живее, что ли, и снова на свой возраст, хотя я и понятия то не имела, сколько ему лет. Может быть, как раз во время болезни спадала личина, открывала его истинную сущность. Если предположить, что Финн говорил правду о своём происхождении, то больше двадцати пяти ему быть не могло. А может и двадцати, знахарка в Хюрбене погибла совсем молодой. Возраст в таких случаях вообще часто упоминали, как будто должно было стать жальче или совестнее. Не становилось.
Смотрела я на Финна всё равно с опаской, боялась, что он тут концы отдаст, что мне потом с ним делать. Впрочем, я прекрасно понимала, что его шансы никак не зависели от моего мнения на этот счёт. Лекаря бы сюда. Тот, за которым послала Альба, ещё не прибыл, да и не рискнула бы я заводить его в дом, чтобы он потом в трактире всем об этом баек наплёл. Там быстренько конец с концом увяжут, что за больной такой и в чьём доме.
К утру Финн перестал обжигать при прикосновении, но так и не проснулся. Выбора у меня не было, поэтому я закрыла
— Не передумала значит?
Звучало так, как будто за ночь он уверился в обратном. Решил, что я точно больше не появлюсь на пороге. Может даже подумал, что я и кинжал у него выпросила, чтобы продать и сбежать на вырученные деньги. А он значит молча отпустил.
Мне стало стыдно. Может ничего такого он на самом деле и не думал, а я прекрасно справилась за него. Сама сочинила — сама расстроилась.
— Нет, — отозвалась я и добавила: — Не передумала.
Отчего-то показалось очень важным произнести это вслух.
День тянулся бесконечно, одолевала скука и вялые переживания за Финна. Я бы проявила к его судьбе гораздо больше участия, если бы ночью удалось прилично поспать.
Беон ушёл, Арни и вовсе не появлялся. Ему ещё ночью влетело за очередную прогулку, так что теперь он со всей возможной для двенадцатилетнего оболтуса ответственностью занимался скотом. Я весь день изображала из себя внимательную хозяйку лавки, даже осчастливила пару бедняков старьём из погреба. То и дело посматривала на руку. Хотела убедиться, что чёрная полоса не вернулась, не разрезала ладонь на две половинки, хоть она и шла только по коже, именно так я и воспринимала её — как разделение на до и после. Я пугалась каждый раз, когда заходили люди и просили что-то им показать, а то и подержать для них. К полудню совсем устала от этой мысленной пытки, нашла платок и перевязала руку. Стало легче, как будто наконец прикрыли наготу. Кое-как я дождалась конца дня и побежала домой. Всю дорогу сердце вырывалось из груди в ожидании чего-то плохого, например, половины Хюрбена у меня в пристрое. Или тётушки, но с очень осуждающим лицом, она одна казалась мне страшнее всех.
Финн не проснулся и к вечеру, а может просто слишком хорошо изображал больного — я потрясла его за плечи, потом от души пнула ногой, отчего сама чуть не шлёпнулась на пол. Запуталась в юбке. Другой лежанки у меня не было, печи, на которой можно было бы поспать — тоже. Минут пять я боролась с желанием просто скинуть его на пол, раз сам вставать не хочет, но жалость всё-таки победила. И откуда только взялась?
Выгребла всю одежду из комода, разложила на полу и улеглась на ней. Было почти удобно, пока через час я не проснулась от того, что начала болезненно примерзать к доскам, даже тряпки подо мной казались ледяными. Пришлось переместиться на жёсткий стул. Уже рассвело, когда сильные руки подняли меня и не слишком нежно опустили на лежанку. Я тоже решила «не просыпаться», пусть Финн теперь помучается в попытках меня разбудить. Потом вышвыривать его стало поздно, на улице во всю копошился народ. Стоило только кому-нибудь увидеть, как чужак поутру выходит из моего дома…
Финн моих переживаний не разделял и вообще вёл себя так, словно не только имел полное право здесь находиться, но ещё и остался недоволен обслуживанием. Он уже встал и пытался натянуть на себя рубашку. Рука над раненым боком не слушалась, движения ею выходили дёргаными и бессмысленными. Финн пошатнулся, ударился о стену, но даже не попытался на неё опереться. Я вдруг поняла, что ему было намного хуже, чем могло показаться сначала, просто он снова не счёл нужным попросить меня о помощи. Я подскочила и принялась толкать его в сторону лежанки.