Лесной глуши неведомые тропы
Шрифт:
— После этого его и прозвали Туром? — догадалась я.
— А то, — широко усмехнулась Мира, чьи слезы уже давным-давно высохли на ресницах.
Теперь уж и я поняла, почему он так злился, когда я назвала его этим прозвищем — оно невольно напоминало ему и об утраченной любимой, и о пережитом позоре.
— Сама понимаешь, после того случая, да еще после того, как ославил себя дезертирством, за него ни одна порядочная девица не пойдет, — гордо вскинула подбородок подруга. — Так что пусть не шибко-то важничает передо мной.
— Он не дезертировал, — не
Мира пожала плечами, будто для нее не имело значения доброе имя любовника.
— Его счастье. Но ты уж с ним поговори обо мне, будь добра.
— Поговорю, — устало кивнула я и поднялась — пора было заниматься своими делами.
Глава 7. Веление сердца
Не успела я спуститься по лестнице, как у входа в харчевню перехватил меня за руку Ирах.
— Илва, — его лицо казалось встревоженным, — нужна твоя помощь, девочка.
— А? — растерялась я, только сейчас заметив, что за плечом Ираха стоит плачущая Грида — младшая дочь старого скорняка.
— Гилль занемог малость. Поди-ка, голубушка, посмотри, что там с ним. Может, зелий каких ему присоветуешь?
— Хорошо, — согласилась я, досадуя на то, что ничего из своих сушеных снадобий не захватила по обыкновению, — сейчас схожу.
Ирах свел брови на переносице, будто сомневаясь в чем-то, а затем, решившись, снял с колышка меховую свиту.
— Пойду-ка я с тобой, дочка. А ты не плачь, — ворчливо прикрикнул он на льющую слезы Гриду, — Илва во всякой болезни толк знает, поможет отцу-то.
У меня нехорошо засосало под ложечкой — я очень не любила, когда мои скромные возможности преувеличивали и на словах делали их равными умению покойной Ульвы. На самом деле, лечить я умела только самые простые хвори.
Ирах, как и обещал, бросил все дела и сопроводил меня к покосившемуся от старости, но все еще крепкому срубу скорняка. У порога нас встретила сухонькая сгорбленная старуха Линне. Смерив меня не слишком ласковым взглядом и демонстративно осенив себя и четыре угла сеней крестным знамением, она все же проводила нас до самой постели захворавшего мужа.
Выглядел Гилль и впрямь нехорошо. Он полусидел на кровати, откинувшись на высоко взбитые подушки; бледное лицо то и дело морщилось в гримасе боли, согнутые в коленях ноги мелко подрагивали под наброшенным поверх одеялом.
— Что с ним? — спросила я, прежде всего ощупывая сморщенный лоб.
Старика слегка лихорадило, несмотря на то, что в горнице было жарко натоплено.
— Живот прихватило. Уже несколько дней не встает.
Некоторое время мы с Линне и Гридой уговаривали сварливого старика обнажить живот, чтобы я могла осмотреть его, но их усилия не увенчались успехом. Лишь после того, как на упрямца строго прикрикнул Ирах, тот послушался и, охая, откинул одеяло, позволив мне задрать край смятой рубахи. Меня обдало кисловатым запахом старости.
— Где болит? — осведомилась я, внимательно осматривая вздувшийся
— Сначала вот тут было, — Гилль указал на область повыше пупка, — а теперь вот здесь — скрюченный палец съехал на правое подбрюшье. — И нутро крутит, словно между жерновами, Создатель меня дери.
Я осторожно пощупала указанное место и почувствовала под пальцами слабое мышечное напряжение.
— Болит? — я отпустила пальцы.
Старик охнул. Я нахмурилась. Ульва частенько брала меня на осмотры к захворавшим людям, и теперь я припомнила похожие признаки. Той несчастной женщине Ульва помочь не смогла, хоть и поила ее травами; бедняжка умерла через седмицу с животом, раздутым, что твоя тыква. Ульва пыталась втолковать мне, что приключилось у женщины внутри, но Гилля пугать не хотелось.
— Ну что? — Ирах заглянул на друга через мое плечо.
Я растерянно отступила и закусила губу, с тоской поглядев на взволнованного трактирщика.
— Подумать надо, — выдавила я из себя, стараясь скрыть растерянность.
Но от внимательного взгляда Ираха непросто было что-либо укрыть. Похоже, в выражении моего лица он уловил тревогу и торопливо заговорил, тронув меня за локоть:
— Ну так подумай, дочка. Хочешь, вместе подумаем? Идем-ка во двор, — он увлек меня за собой, приобняв за плечи. — А ты, Грида, дай-ка отцу воды выпить, вон как губы обсохли-то.
Выйдя на свежий морозный воздух, я села на лавку перед входом и отерла вспотевший лоб. Старуха Линне увязалась за нами, чуя неладное, но Ирах сурово шикнул на нее, заставив вернуться в избу.
— Плохо дело? — нахмурился он, когда мы остались одни.
— Да, — честно призналась я. — Мне тут не справиться. Отвезти бы его в Старый Замок, к лекарю.
Ирах скривился.
— Разве ж лекарь из Старого Замка станет возиться со стариком из деревенских? Скажет ведь: пора пришла ему помирать.
И то правда. Такую хворь, поди, и лекарь не вылечит. Разве что… Я наморщила лоб, припоминая, где могла видеть то, что творилось сейчас внутри живота старого Гилля.
— Придумала то-то? — растревожился Ирах, заглядывая мне в лицо.
— Книжка! — вдруг выпалила я, подскочив с места. — Я видела такое на картинке в той книжке!
— Что за книжка, девочка?
— Мне срочно надо в лавку к старьевщику, что живет близ Старого Замка. Купить я ее не могу, может, даст хоть недолго поглядеть?
— Надо, так надо, — засуетился Ирах. — Погоди, отправлю Гриду к сестре, пусть телегу с возницей снарядит нам.
Грида по наущению Ираха стрелой помчалась в мельников дом, где я была еще вчера, стараясь помочь несчастной Келде. И надо же было такому случиться, что бедняжку Марту одолели со всех сторон болезни родных: вчера дочь, теперь вот отец…
Телегу подали незамедлительно, и Ирах вновь вызвался сопроводить меня до самой лавки старьевщика. Старый жук, хитро прищурившись, попробовал было содрать немалую цену всего лишь за просмотр пары-тройки страниц, но Ирах, почти не торгуясь, отсыпал ему несколько медяков. Я быстро нашла нужное мне место.