Лесной глуши неведомые тропы
Шрифт:
— Повернись-ка, — велела ему.
— Что? — неприветливо буркнул он. Хотя мне показалось, что за неприветливым тоном он пытался скрыть смущение.
— Шею дай. Я привстала на цыпочки, пытаясь дотянуться до места возле уха, где начинался след, и щедро смазала хорошо подсохшую ссадину. Он покорно терпел, ни разу не шелохнувшись, лишь шумно дышал, а крепкая грудь ходила ходуном в такт дыханию.
— Благодарствую, — тихо шепнул он, когда я закончила.
Внезапно подумалось, что этот человек едва ли получал от кого-то хотя бы толику заботы с тех пор, как ушел из дома. А теперь
К счастью, это желание я сумела подавить и вовремя скрылась в чулане, задержавшись там чуть дольше, чем следовало, чтобы остудить разгоряченные стыдом щеки. За это время Энги успел натянуть на себя чистую рубаху, которая так не нравилась мне из-за того, что светилась прорехами, и лечь на свою постель.
— Разбуди меня завтра рано утром, если просплю, — попросил Энги.
— Разбужу, — пообещала я, задула свечу и отвернулась к стене.
За окном вновь завывал ветер: поднималась снежная метель. Я опять подумала о том, что стоило бы законопатить щели между рассохшимися бревнами нашего сруба. Но стоило мне только закрыть глаза, как перед мысленным взором снова встал Энги, голый по пояс. А мысли о щелях сменились мыслями о том, насколько твердой оказалась бы его грудь под моей ладонью.
Глава 8. Волнения
Так сладко, как этой ночью, мне давненько не спалось. Снилось такое, что порядочной девушке точно сниться не должно, да еще и с участием Энги. Вот к чему приводит нескромное поведение — не следовало мне подглядывать за голым мужчиной на ночь глядя.
Еще не разомкнувши век, я слышала, что Энги уже встал. Шевелиться было лень, да и остатки глупого сна следовало бы развеять и поскорее забыть. Выползать из теплой постели в утренний холод избы и подавно не хотелось.
К счастью, Энги взял на себя труд растопить печь перед уходом. Все еще кутаясь в одеяло и притворяясь спящей, я отметила то, как тихо он пытался ходить по избе, чтобы не потревожить мой сон. Вскоре шуршание прекратилось, хлопнула входная дверь, а я позволила себе еще чуток понежиться в постели, наслаждаясь расползающимся по горнице теплом. Но мысль о том, каково сейчас Энги пробираться сквозь наметенные за ночь сугробы, заставила меня поежиться. Холодно небось, морозно, снег в сапоги забивается, за шиворот падает… бр-р-р… да и стеганый подлатник у него всего-то из кожи, а на зиму хорошо бы иметь тулуп из овчины. Да только где бы ему взяться сейчас, когда денег в обрез? Особенно после того, как Энги запретил покупать что-либо без его ведома.
Лениться под одеялом было очень приятно, но дела сами себя не переделают. Поэтому я в конце концов заставила себя сползти с лежанки, вволю вымылась нагретой водой, которую Энги заботливо поставил на печь перед уходом, тепло оделась и отправилась разгребать двор от наметенного до колен снега.
Затем выстирала вчерашнюю одежду Энги, прибралась в доме, хлебнула воды вместо завтрака и принялась с такой же тщательностью конопатить дом. Закончив, я начистила овощей для наваристого супа, который собиралась приготовить Энги к возвращению, закуталась потеплее и побежала в деревню проведать Гилля, прихватив с собой трав для целебного отвара.
В этот раз он позволил осмотреть себя без прежнего упрямства.
— Есть отказывается, — пожаловалась мне старушка Линне, с отчаянной надеждой глядя на то, как я трогаю лоб ее мужа и осторожно прощупываю живот.
Чуда не случилось — ему было так же плохо, как и вчера. Мышцы в правом подбрюшье были заметно тверже, чем в левом, и боль усиливалась, когда я отпускала живот.
— Попробуйте давать бульон, но не слишком крутой, — посоветовала я, — и заварите ему вот эти травки. Подождем еще денек.
— А потом что? — Грида, тенью следующая за матерью, подняла на меня усталые, заплаканные глаза. — Отвар его вылечит?
А потом Хакон сделает мне нож, — подумала я с внутренним страхом.
— Грида. Пойдем-ка на кухню, покажу тебе, как делать отвар.
Немощный скорняк проводил нас жалобным взглядом: небось, понимал, что разговор будет о нем. Верная жена осталась у постели благоверного, держа его за руку. Уже на кухне, плотно затворив за собой дверь, я усадила встревоженную девушку перед собой и взяла ее руки в свои.
— Грида. Эти травы отцу не помогут. Они лишь уменьшат боль в животе и дадут ему временное облегчение.
Она широко распахнула испуганные глаза.
— Но… как же? Что же делать?
— Отцу нужен лекарь. Настоящий лекарь. Боюсь, я здесь не справлюсь.
Она опустила голову.
— Марта ездила вчера в Старый Замок, просилась к лекарю. Он отказал. Слишком занят — лорд Хенрик доставляет много хлопот, тут не до отребья…
Я молча перебирала в руках ее грубоватые от работы пальцы.
— Неужели совсем нет надежды? — она снова подняла на меня влажные глаза.
— Я могла бы попробовать… Но мне придется делать страшные вещи, Грида.
— Какие? — ее зрачки расширились от страха. — Колдовство? Черная магия? Тебе нужна будет моя кровь?
— Нет, кровь твоя не нужна, — я поморщилась, — но есть один способ… Его описал в своей книге ученый лекарь. Нужно разрезать ему живот и вынуть из него больное место.
Грида в испуге осенила себя крестным знамением.
— Храни нас Создатель… Но ему ведь будет больно! Как он сможет выдержать такое?
— Об этом не беспокойся. Я напою его дурман-травой, он будет крепко спать и ничего не почувствует.
— А он… сможет жить после этого?
— Отчего не сможет? Ведь после всего я зашью ему живот, и хвори внутри уже не будет. Только…