Летние дни в замке Оберн
Шрифт:
Но, на мой взгляд, Элисандра день ото дня становилась еще бледней, еще бесплотней.
Думаю, она кидалась к протянутым рукам, в неискренние объятия с надеждой, что от
бесчисленных касаний, пожатий и поглаживаний сотрется так, что к утру свадьбы от нее
ничего не останется.
Всю эту неделю, не считая обедов, Брайана с Элисандрой редко видели вместе в одной
комнате или на одном мероприятии. Днем жених охотился верхом, а вечерами пропадал в
одной из библиотек,
временем слушала музыку в гостиной. Даже на обедах они едва обменивались словом, при
том что сидели рука об руку. Конечно, все их внимание занимали важные персоны,
которые целой вереницей выстраивались к ним, но, думаю, дело не в этом. Жениху с
невестой просто нечего было сказать друг другу. То, что Элисандра презирает Брайана, я
подозревала давно, но поверить не могла, что он – да, вообще, кто угодно – умудрялся не
испытывать к ней жадного восхищения. И все же Брайан как будто не замечал Элисандры,
словно рядом сидела и обедала не его суженая, а какая-то золоченая ониксовая статуя.
Такое положение дел было явно не на пользу их браку. С другой стороны, разве что-то
было на пользу?
Вместе со знатью в замок в эту беспокойную неделю самого разгара лета прибывали и
алиоры.
Однажды я спросила у Джексона, сколько же их в неволе, и, ожидая получить
приблизительный ответ, удивилась, когда он стал перечислять имена. Десять алиор, за всю
жизнь взятых в плен одним из охотников, продали наместнику короля Трегонии и его
лордам; шестнадцать, захваченных другим, поделили между феодалами Килейна и
Уирстена. Сам Джексон поймал тридцать, и те были куплены жителями замка Оберн или
проданы на Файлинской ярмарке знатным особам, которых дядя помнил поименно.
Горстке прочих охотников посчастливилось пленить одну или две алиоры и получить за
них неслыханные деньги. Из шестидесяти семи пленных пять сбежало, а восемь умерло
на службе у своих хозяев-людей. Точнее, девять, считая Эндрю.
Пятьдесят три алиоры в неволе. В одну из ночей я незвано наведалась в жилище для
рабов, что на верхнем этаже замка, и тихо прошла по комнате спящих бедняг,
предварительно осыпав себя скрынь-травой. По правде говоря, она не даровала
невидимости, но заставляла невольно отводить от меня взгляд. Пока я бродила по комнате,
никто не шелохнулся, хотя мерное сопение алиор стихало, когда я прокрадывалась мимо, а
после возобновлялось вновь. Приходилось ступать осторожно, поскольку на полу спало
153
154
около двенадцати алиор, и это при том, что на кроватях они разместились по двое или
трое.
В итоге я насчитала пятьдесят
замке Оберн на свадьбе моей сестры.
Я задержалась на минутку в этой наполненной звуками и лунным светом комнате и
пересчитала еще раз. Пятьдесят три. Как же мне хотелось, чтобы их было пятьдесят
четыре.
Выскользнув из комнаты, я спустилась на нижние этажи замка, прошла через широкие
парадные двери и очутилась в теплой, благоухающей ночи. Рассеянно кивнув стражникам,
я направилась к фонтану. Украшенный цветными огнями – в стеклянных, разных оттенков
шарах горели свечи, – он выглядел очень празднично под сенью спокойного ночного неба.
Я примостилась у воды и поболтала в ней пальцами. Однако мое настроение и поздний
час не располагали к купанию.
– Я думал, ты оставила свои ночные променады, – сказал Кент.
Я удивленно подняла глаза. Кент? Я не слышала его шагов по брусчатке, обычно он так
тихо не ходил. А, может, я глубоко погрузилась в свои думы, поэтому никого и не
слышала.
– Три ночи подряд слонялся по саду и ни разу на тебя не наткнулся.
Я подвинула юбки, освобождая для него место, и он сел, непринужденно расположив
длинное тело на холодном камне.
– И что тебя вынудило бродить по ночному замку? – поинтересовалась я.
– Вопросы, на которые нет ответа, загадки, которым нет конца, – ответил он
совершенно беспомощно.
– Полагаю, ты так и не уговорил Элисандру бежать с тобой.
– Нет. Хотя и пытался.
– Пытался? – Брови мои взлетели вверх. – Когда? Она мне не рассказывала.
– Несколько дней тому назад. Предложил ей убежище в моих поместьях, если она в нем
нуждается... и, если желает, мое имя в качестве защиты. Однако это не было условием.
Она может жить на моей земле, независимо от того, выйдет за меня или нет. Но Элисандра
отказалась.
Я пристально рассматривала его в радужном свете ламп над головой. Он выглядел
одновременно и безразличным, и усталым, словно у него не осталось надежды изменить
то, что прежде слишком долго его тревожило.
– Ты лучше, чем я думала.
– Потому я так и поступил.
– И что же она сказала? Какие доводы привела?
– Что я не должен разбрасываться своей жизнью, защищая ее, а потратить на более
полезное дело, – слабо улыбнулся он.
– Полагаю, это благородно, – медленно произнесла я после недолгого размышления. –
Но, как по мне, пусть бы она растрачивала твою жизнь, чем разрушала свою.
– Постараюсь не считать это оскорблением, – саркастически отвесил он поклон в пояс.