Летние дни в замке Оберн
Шрифт:
что-то угрожало, Крессида постаралась бы меня спасти; если бы я болела, она бы
выходила меня; если бы я умерла, она бы меня оплакивала. У меня не нашлось бы такой
любви к своему тюремщику.
Я не понимала ее. Не понимала их.
Вечером, вернувшись с верховой прогулки и перед тем как одеться к ужину, я поднялась
по лестнице наверх и, пройдя мимо золотого ключа, зашла в комнату алиор. Это время дня
было для них довольно напряженным, ведь их
наряды. Но Крессида была там – Элисандра полагалась в этом на Дарию, – и Эндрю тоже.
– Где Брайан? – спросила я у Эндрю, как только его увидела. – Ты ведь должен быть с
ним?
– Он еще не вернулся с охоты. Я слежу за этим. – Самое большое окно чердака
выходило на конюшни: Эндрю с легкостью заметит возвращение принца.
Я приподняла свою сумку, показывая ее им.
– Я принесла лекарства. Где... Как ее зовут? Я не слышала ее имени.
Эндрю и Крессида обменялись быстрыми взглядами.
– Мы еще не дали ей имя, которое вы могли бы произнести, – ответил Эндрю.
Его глаза обратились к кровати в другом конце комнаты, где я наконец заметила
спящую юную алиору. Она лежала на тонкой белой простыне и сама была такой
тоненькой, что выглядела горкой щепок перед подушкой. Длинные каштановые волосы
разметались вокруг и упали на пол шелковой лужицей, а кожа была настолько белой, что,
казалось, сливается с тканью простыней.
– Зовите ее Филлери, – тихо сказала я. Эндрю выглядел удивленным, но Крессида
кинула на меня быстрый острый взгляд.
– Мне не знакомо это имя, – признался Эндрю.
– Это растение, иначе зовется «листвянка», – объяснила Крессида приглушенно. – С
легкими лечебными свойствами.
Я подошла к кровати, притягиваемая беспомощным, болезненным видом алиоры.
– У него редкий, прекрасный цветок, что распускается лишь на день, а затем опадает, –
заметила я. – Любой, кому повезет увидеть его, будет благословлен на всю жизнь.
– Думаю, это имя подойдет, – решил Эндрю.
Я остановилась в шаге от спящей. Даже по меркам алиор она выглядела хрупкой;
бледная кожа, казалось, готова была раствориться и обнажить выступающие кости. Ее
пальцы казались слишком длинными для ее рук, а восхитительные волосы выглядели
грязными и свалявшимися.
– Она не ест? – неожиданно спросила я.
Крессида подошла ко мне.
– Пытается, но еда не задерживается в ее теле.
– Я не хочу, чтобы она голодала.
– Как и я.
106
107
Я наблюдала за больной еще какое-то время, а затем резко развернулась на каблуках.
Устроившись на
мешочки.
– Успокойник, если она будет рыдать ночью. Чревень. Он успокоит ее желудок и
поможет удержать еду. Маренник. Поможет ей уснуть, но давайте его только при
бессоннице.
Крессида забрала у меня растения, ничего не говоря, но Эндрю поинтересовался:
– Откуда ты знаешь, что она плачет ночами?
Я закрыла свою сумку и встала. В этот момент я ощущала себя старше своей сестры,
старше бабушки, старше, чем весь мир.
– Я бы плакала, – ответила я.
Крессида посмотрела на свертки в руках.
– Но не опасно ли дать ей все это? – спросила она. – Мы, алиоры, устроены не так, как
люди.
Эндрю забрал часть трав из руки Крессиды.
– Сначала я их сам попробую.
– Хорошая мысль, – согласилась она.
Я поколебалась мгновение, так как не хотела уходить; но у меня больше не было дел
здесь, и оставаться было тяжело.
– Дайте мне знать, как она, – попросила я наконец и вышла.
Той ночью я не вернулась, и три следующие ночи не помогли мне решиться подняться
наверх и пошпионить за алиорами. Крессиде досталось сообщить мне – тихим голосом,
сдерживая чувства – что Филлери провела подряд три спокойные ночи и сумела съесть
всю еду. Я серьезно кивнула, и больше мы об этом не говорили.
Я не запросила платы за лечение, но успех позволил ощутить себя настоящей
знахаркой. Однако я не могла сказать, что горжусь собой. Лучше, наверное, было дать ей
корень крепня – не столько, чтобы облегчить боль в ее сердце, но достаточно, чтобы
нежно остановить его неистовое биение. Возможно, правильнее было дать ей тихо
умереть.
Так вышло, что не прошло и недели, как у меня появилась возможность использовать
корень крепня по прямому назначению: чтобы облегчить боль. Я не ожидала столкнуться с
такой проверкой своих способностей, и от того, что узнала о больной, счастливее не стала.
Опять была ночь – то время, когда этим летом, похоже, разворачивались все события
моей жизни. Я бродила по этажу слуг, обычно самой тихой части замка, когда услышала
несколько раз повторившийся ужасный крик. Первым порывом было замереть на месте.
Вторым – поспешить туда, откуда раздавался мучительный вопль.
Он привел меня к закрытой двери в дальнем конце крыла для слуг, где располагались
комнаты молодых женщин. Так близко я смогла уловить не только прерывающийся вой