Лейтенант империи. Часть вторая
Шрифт:
— Почти, — хмыкнул механик, подставил ладонь и, выплюнув на неё два грецких ореха, подмигнул мне правым глазом, и произнёс совсем другим голосом: — не только твои архаровцы умеют хорошо гримировать.
Его рука поднялась к волосам. Схватилась за них и потянула вверх.
Разгладились морщины. На лбу проступили белые линии. Кожа натянулась и лопнула, оставляя обрывки лоскутов на лице Меньшова.
— Как тебе? — хмыкнул он, убирая с носа обрывок грима, — Кристина Святославовна помогала.
Ничего не ответил. Лишь
Возмущение смешалось с облегчением, поселилось в голове. По спине пробежали мурашки. Руки задрожали, а тело охватило странное чувство расслабленности.
— Туров, ты слишком малословен, для единственного свидетеля моего триумфа. Где овации? — хмыкнул Валентин Севович и, под скрип койки, встал на ноги. — Девушка старалась, я терпел почти сутки эту вонь, а ты молчишь.
— Браво, — выдавил я из пересохшего горла, унял мандраж отходняка и хлопнул в ладоши пару раз.
Звук получился сухой и вялый, но мне было плевать. Хотелось язвить, потому добавил:
— Повторить на бис не попрошу.
— А и не надо. Он не зависит от твоего желания, — ощерился в улыбке Меньшов и шагнул к секунд-майору, — так, посмотрим, кто у нас здесь.
— Лев Юрьевич, — вырвалось у меня очевидное. Сомнений, что это Лысков не осталось. Вот он, вышел из тени и стоит на свету. Даже форму не снял.
— На первый взгляд да, — хмыкнул Меньшов, ухватил секунд майора за волосы и потянул.
Картина растяжки лица повторилась. Жуть!
— А на второй взгляд — премьер-майор Вельминов, — произнёс Меньшов, опуская руку с париком. — Что ж ты в звании себя понизил, Илюша? — Валентин Севович неожиданно щёлкнул его по носу и прошипел ему в ухо: — я тебя нашёл, падла. Ты мне за всё ответишь.
Зам Растеряшева ничего не ответил. Да он и не мог. Как застыл, так и стоял. Поджатые губы и хмурые брови на его лице выражали решимость убить меня. Только глаза портили картину. Бегали туда-сюда, выражали испуг.
— Поздравляю Туров, — Меньшов прекратил вглядываться в шпиона ордена и уселся напротив меня, — наконец-то у нас успех. Наконец-то и меня ты порадовал крупной рыбой.
— Значит, всё закончилось? — я пропустил мимо ушей его аналогию о рыбалке (ощущения червяка на крючке мне надоели, если честно) и перевёл разговор в плоскость своих желаний. Интересно, а отпуск он мне даст за это? Женюсь и поедем с Лирой в медовый месяц.
— Э нет, лейтенант, — тихо рассмеялся Меньшов, — всё только начинается.
— … .
— Ты и сам всё понимаешь, Ростислав, — Валентин Севович посерьёзнел и качнул головой на премьер-майора: — выпотрошим Илюшу, достанем сведения, и такой фронт работы откроется — мама не горюй: он же тридцать лет у нас тут окапывался.
Посмотрел на Вельминова. В голове всплыли воспоминания допроса бритского офицера. Допроса, который проводил
Не хочу принимать участие в этом. Не хочу.
Перевёл взгляд на Меньшова, и он понял меня без слов.
— Извини, — развел он руками, а лицо стало таким понимающим, что захотелось, чтобы он хмыкнул, как обычно, а не это вот всё. — Тебя с собой не зову, узнаешь всё потом.
— А чего мы ждём? — я снова решил сменить тему и задал вопрос, который меня мучил с самого начала покушения: — где морпехи из соседних камер?
— Сидят, — хмыкнул Меньшов, ничуть не удивившись повороту в разговоре. — Что им ещё делать в камере-то?
— Они, разве, не с вами? — протянул я, ощущая, что моё лицо можно помещать на обложку журнала «Нежданчик года».
— Конечно нет, — теперь, подняв брови, удивился Валентин Севович. — Где я тебе столько верных людей возьму?
— Но, как же….
— Растеряшев подсуетился, — пожал плечами Меньшов. — Кто-то крикнул на полигоне, что двадцатый взвод отлюбит двадцать пятый, и понеслось.
— И вы забили губу и камеры здесь, — протянул я, понимая, весь масштаб подготовки, которая явно основывалась на случайностях, а не на чётком планировании. — А где же настоящий Белоусов? Вы же под него замаскировались, чтобы сойти за слабака и не вызвать подозрений. И отряд Малышева не использовали по этой же причине. А ждём мы Растеряшева, чтобы незаметно вывести пленника.
— А ты крепок задним умом, Ростислав, — Меньшов покрутил шеей и поморщился, беседа ему явно надоела. — Геннадий отдыхает в санатории.
— Благодарю, — машинально ответил я на явный антикомплимент, чем вызвал очередную усмешку на губах Меньшова. — Но по поводу дела я правильно догадался? Вы мне задним числом оформите отпуск на время событий в столице?
— Не оформлю, — усмехнулся Меньшов, — уже оформил.
Только он договорил, как на пороге в камеру возник Растеряшев. Форменная куртка на его животе распахнулась, и белая рубашка красовалась кровавыми пятнами.
— Что так долго, Витя? — возмутился Меньшов, вставая с койки.
— Прошу простить, — сверкнул огнём в глазах Растеряшев и утёр со лба пот тыльной стороной ладони, — дежурного откачивал, эта тварь, — он посмотрел на премьер-майора, — с жертвами не считается.
После этих слов Виктор Маркович наклонился в коридор, взял что-то и, разогнувшись, протянул мне огромный чёрный мешок из полиэтилена:
— Дух перевести надо. Пакуй его, Туров.
Илью Игоревича Вельминова я «упаковывал» в одиночестве. Крайне неудобное занятие, скажу я вам. Особенно, когда человек замер, как манекен. Меньшов лишь хмыкнул в ответ на мои взгляды, и отпускать силу не стал. Он опасался, что майор покончит с собой. Потому я не стал ничего говорить, лишь вздохнул.