Лейтенант империи. Часть вторая
Шрифт:
Меня накрыло злостью. В груди поднялась такая волна, что плотину сдержанности прорвало. Состояние и так неважное. Будто во сне нахожусь, всё не реальным кажется. Так ещё и это!
— За базаром следи, — процедил я, обходя своих друзей, и подходя вплотную к унтеру. — Вот это видел?
Ткнул ему в лицо бумажкой от Растеряшева, и он, зажав нос, отступил на шаг назад. Неженка блин! Запах ему не нравится.
— Так что, — я обвёл взглядом всех противников и их секундантов, включая ухмыляющегося лейтенанта Фадеева, — это ещё посмотреть надо, кто
— Ну, всё, парни, заказывайте поминальный молебен, — голос Ерастова заставил моих оппонентов вздрогнуть, — Разъярённый Тур, это вам не дамская собачка. Отмахаться перчатками не получится.
— О чём Вы, Ваше высокоблагородие? — первым ожил унтер-лейтенант.
— О войне, — ответил вместо Ерастова лейтенант Фадеев, и встал за пять шагов напротив меня, — Туров, без минуты семь, ты готов?
Дожидаться ответа он не стал. Вокруг него проявился локальный щит. Один, второй, третий. Они закружились в защитном хороводе синих всполохов. Кулаки Фадеева засветились зелёным. Он скинул с себя китель. Нанёс несколько ударов по воздуху и вдруг разразился целой серией ударов, в самых пошлых традициях кинематографа.
От его силы по нам прошёлся ветерок. Взъерошил мои волосы. Снёс фуражку унтер-лейтенанта. Метнул пыль в лицо секундантам и мичманам, заставив их зажмуриться.
— Харра! — выкрикнул Фадеев, эффектно завершив серию ударов, и закричал, — давай! Сюда!
— Барра! — рявкнул я и рванул к нему.
Шаг, второй.
Он закрутил щиты сильнее. Метнулся ко мне.
Шаг. Удар!
Кулак не встретил сопротивления. Прошёл мимо щитов и врезался в нос летёхи.
Хрустнуло. Брызнула кровь. Фадеев выгнулся от удара, словно хотел встать на мостик, и упал на землю.
— Отключился, — резюмировал Ерастов, а Гусар метнулся к моему противнику.
— Следующий кто? — я развернулся к оставшимся дуэлянтам.
— Но, ввы, не обсудили пправила, — промямлил кто-то из секундантов.
— В жопу правила, — я подошёл к Гаделу с Гвоздём и выхватил из их ножен тесаки.
— Готов? — я бросил один клинок к ногам унтер-лейтенанта, — или тебе надо двадцать минут припудрить носик?
— Тур, тут это, — Гадел похлопал меня по плечу, но я стряхнул его руку и продолжил смотреть на унтера.
Тот закусил губу. Побледнел и не отводил от меня глаз, но молчал.
— Ну, поросль зелёная! — рявкнул я. — Ша!
Унтер вздрогнул и посмотрел мимо меня на Гвоздя:
— Я снимаю свои претензии к Турову, дуэль окончена за примирением сторон.
— Хорошо, — послышался из-за спины голос Анджея.
— Мы тоже снимаем, — закивали мичманы, и, вместе с секундантами, поспешили следом за унтер-лейтенантом.
— Какое примирение? — не понял я, взмахнул тесаком и шагнул за уходящими, — э, тюлени, сюда идите! Стоять!
—
Рвануть следом не вышло. Только я собрался, как в меня вцепились Гвоздь с Гаделом. Выбили тесак. Скрутили по рукам и ногам, но я умудрился вырвать руку из захвата. Отшвырнуть Анджея. Вцепиться в ворот Татарина.
— Сейчас, секунду! Держите! — орал Гусар, подлетая ко мне с иньектором. — Руку держите! — голосил он, уходя от моих ударов.
Всё смешалось. Кричал Гвоздь. Пыхтел Гадел. Я, словно медведь, на котором повисли охотничьи собаки, отмахивался от Гусара. Старался выбить из его рук иньектор. И всё это под дикий хохот Ерастова.
Дядя Саша схватился за живот и ржал, как его любимые кони, которых он мечтал разводить. Ржал и не мог остановиться.
— Ваш… Выс… око… благ… да помогите нам! — завопил Гвоздь, когда я перекинул его через себя и всё закончилось.
Сила Ерастова сковала меня по рукам и ногам. Заставила замереть на месте. Гусар тут же сделал укол и по голове, будто пыльным мешком тряхнуло, а по телу разлилась приятная слабость, и меня мягко опустило на землю. Сил не осталось. Даже говорить не хотелось.
— Фух, — выдохнул Татарин и рухнул рядом со мной. — Ну, Тур, ты и Тур.
— Жесть, — протянул Анджей, разваливаясь рядом, — и это со сломанной рукой. Что это было вообще? — он посмотрел на меня, но его внимание привлёк смешок Ерастова. — Александр Ярославович, вы знаете?
— Ага, — кивнул дядя Саша, — безумие, горячка или режим берсеркера, по разному называется, но в роду Туровых — это зовут боевой яростью. — Он улыбнулся и протянул: — давненько я такого не видел, со времён кадетства. Но ты переплюнул отца, в этом, преплюнул.
— Ничего себе ярость, — покачал головой Гусар, — да он Фадеева вырубил и нос ему сломал.
— Эм, а что не так? — нашёл в себе силы для вопроса. — Мне сказали вмазать со всей дури.
— Ага, знаю, — хихикнул дядя Саша, — только, когда он подойдёт к тебе, а не ты к нему прыгнешь.
— Эм….
— Ты его щит пробил голой рукой, — пояснил Гадел, — и у тебя рука сломана.
— Какая? — я бросил взгляд на руки и тут же стиснул зубы: правая просто разрывалась от боли.
— На вот ещё, — Гвоздь протянул мне платок, — лицо вытри, а то пена шла изо рта. Чисто викинг….
— Да откуда… — начал я, но сил на возмущение не хватило. Голова закружилась, и я прошептал: — пойдемте домой а?
— Туров! Скотина, — прогундосил Фадеев. Он уже очнулся, встал и прошёл мимо меня. Ничего слушать он не стал, лишь отмахнулся и пошёл прочь с полигона.
— Домой, пожалуйста, — повторил я, бросая умоляющий взгляд на Ерастова, — к Лире и Варе, а?
— Да, конечно? — Ерастов помог мне подняться и замялся на мгновение.
— Что-то не так?
— Тут, такое дело, Ростислав, — начал Ерастов, и я, чтобы не упасть, схватился за его куртку, и с тревогой уставился на него, — скажу, пока ты не вернулся домой….