Личный дневник моей фиктивной жены
Шрифт:
— Фрау Ротенберг! Вы что себе позволяете?! Чёрт побери! Вы на меня всех собак повесить решили?! Кто ты вообще такая?!
— Наконец-то, Лёша. Вот мы и перешли обоюдно на ты. А ты давай, продолжай, злись, выплёскивай эмоции. Тебе надо выговориться, выпустить пар. Ты же весь ходишь сплошным комком нервов, держишь эмоции в себе, так и до психиатрической больницы недалеко. А я на тебя благотворно влияю, на эмоции вывожу.
— Может, мне тебе ещё и спасибо сказать? Или денег за психологическую помощь заплатить?
— Что ты, какие деньги, я же обещала ангелу позаботиться о тебе и Зинаиде Макаровне.
— Маргарита, опять вы нашего ранимого Алексея доводите? — Илларион продолжал злорадно радоваться, что Марго переключила своё внимание теперь на меня.
— Майор, и вы туда же? Черти! Уйду я от вас!
Я пошёл к столу подальше от этих остроумцев. Где-то Марго была права: мне надо было выговориться, перевести дух, выплеснуть накопившиеся эмоции. Но не мог же я это здесь при всех, кто пришёл почтить память Вероники. Не мог же взять и вывалить на других груз своих душераздирающих чувств. Хотя на Нику я частенько срывался.
Надо отметить, стол ломился от яств. Спасибо Михаилу, наготовил для поминок этот добрый человек столько…что можно неделю было поминать, прости Господи. И при всём при том шеф-повар «Пегаса» ни копейки не взял, мол добром Нике платит за добро. Мы расселись за столом. Я сел во одной главе стола рядом с фотографией Вероники в черной раме со злосчастным траурным крепом, Паше во главе стола напротив. Подтянулись ещё некоторые сотрудники Ники из «Просто Я». Словом, собрались поминать в узком семейном кругу. Не хватало только Вишнего. Мы негласно ждали Олега… И Вишний пришёл с букетом любимых Вероникой синих роз. Даже я не додумался подарить Веронике на прощание её любимые цветы. Впрочем, я мог оправдать себя тем, что был занят расследованием, да и организацией похорон занималась Настя, она то и венок заказала с этими проклятыми синими розами. Венок венком, а Вишний принёс мне в укор живые синие розы.
— Господа, приношу извинения за своё поведение на кладбище.
— Ничего, дорогой зам, мы сейчас все на эмоциях. Проходи, садись. Тут как раз рядом со мной место пустует. Цветы, стало быть, Нике?
И Олег сел рядом со мной, цветы мы положили около фотографии Вероники. Началась стандартная программа поминок, проводы с тостами, звон рюмок, женские слёзы с охами и вздохами, мужские серьёзные разговоры.
— Алексей Владимирович, что же вы совсем к еде не притронулись? Я вот по старой памяти приготовил ваши любимые пирожные с бананом и маскарпоне.
— Спасибо, Михаил, не знаю, как вас по отчеству. Я уже оценил ваши старания и пирожные свои любимые видел. Только, сами понимаете, кусок в горло не лезет.
— Можно просто Миша, без отчества.
— И вам тоже можно просто Лёша. Ника вас очень любила, это же вы её научили всем рецептам…борщ, диетические котлеты из курицы с кабачками?
— Котлеты готовить Веронику я научил, а вот кулинарный талант приготовления борща ваша супруга унаследовала от своей мамы. Кстати, зря вы ничего едите, вот морите себя голодом, наказываете, истощаете организм, а Ника там всё с неба видит и за вас переживает.
— Миша, вы правда в это верите, что они оттуда за нами наблюдают?
— Лёша, конечно. Знаете, я ведь тоже потерял в своё время жену и ребёнка. Моя Алина умерла при родах. Мы хотели назвать
— Сочувствую вам, Михаил. Но у вас и правда замечательный ресторан.
— Спасибо. Приходите ко мне, всегда буду вам рад. И держитесь, живите, Вероника бы этого очень не хотела. Она слишком любила жизнь, но больше жизни Ника любила вас.
Шеф-повар «Пегаса» ушёл, и сам того не замечая, вселил в меня какую-то новую надежду, что я обязательно найду убийцу Вероники.
Фрау Ротенберг присела рядом со мной. Эти её очки…мне казалось, что я никогда к ним не привыкну. Волей-неволей мне всё время чудилось, что сквозь свои очки Марго смотрит на меня.
— Как твоя рука?
— Ооо, Алёша, ты, оказывается, джентмун. До свадьбы заживёт.
— Батюшки-святы, как? Как такую остроумную, преисполненную яда мадам ещё не взяли замуж?
— Хаха! Вы сами — тот ещё хохмач! Не боитесь моего яда-то?
— У меня найдётся противоядие, и не с такими змеями дело имел.
— Я вот не возьму в толк, Алексей. Это ты мне комплимент делаешь или оскорбляешь?
— Мы сравняли счёты! Теперь и вы меня не понимаете! А то всё я недоумеваю от ваших выходок!
— И вспять мы на вы… Чего это ты вдруг повеселел? Ещё пару часов назад был чернее тучи, а теперь сияешь, как медный пятак.
— А я, дорогая подруга жены, эмоции выплеснул по твоему совету.
— Корф, ты пьян что ли?
— Какая же ты, фрау Ротенберг…токсичная.
— Токсичная? Что это ещё значит? Мой немецкий разум отказывается понять тебя.
— Вредная, токсичная, ехидная. Почти одно и то же. Вот всё тебе не так: плохо мне, нервный я — не нравится, хорошо мне, радостный я — тоже не устраивает. А я просто отпускаю любимую жену, как ты там сказала? Кажется, со светлой лёгкой радостью на сердце.
— Я посмотрю, память у тебя хорошая.
— Пока не жалуюсь, даже, несмотря на ушиб головы.
— Как твоя голова?
— До свадьбы заживёт, Маргарита Эдуардовна. А вот у тебя рука болит, и чего ты только строишь из себя феминистку, сильную, независимую? Я же вижу, как ты рану придерживаешь. Это вполне нормально — быть слабым и живым человеком.
— Что же ты Нике не давал быть живой и слабой со своим дурацким брачным договором? Знаешь, почему моё настроение рядом с тобой постоянно меняется? Потому что, если бы не пункты твоего verdammt брачного договора, то Ника бы пришла к тебе за помощью! И мы сейчас не поминали её!