Лики Богов
Шрифт:
— Ждана за себя оставил, обещал, что завтра ворочусь… уболтал я Главеша, — ответил Баровит, принимая из её рук полотенце. — Скажи мне, лиса, что мне делать с тобой? Сбежала, ничего не сказала, вторую неделю уже ищу тебя…
— Чего меня искать, чай, не дитя малое, — пробубнила златовласая и направилась в светлицу*.
— Я за тобой приехал, — заявил воевода Камула. — Если по-хорошему не согласишься, то я свяжу тебя, через коня переброшу и увезу. В доме под замок посажу и охрану приставлю.
Картина рисовалась мрачная и с планами девушки она никак не совпадала. Посмотрела омуженка на витязя и утвердилась в мысли, что в кулачном бою ей не справиться с ним — нет шансов у хрупкой женщины
— Умила, послушай меня, — нежно сказал он, — я же счастья тебе хочу, пусть, даже если не со мной ты его сыщешь. Вернись домой, одна ты из рода своего осталась, а воевать и без тебя есть кому.
— Что мне дома сидеть? — спокойно спросила голубоглазая. — Я шесть лет в походах да осадах…
— Я знаю, — перебил воин. — Я все эти шесть лет с тобой в походах и осадах плечом к плечу. Я не заставляю тебя коров доить, продолжай службу дружинную, но в Камуле… чтобы я защитить тебя мог.
Чувства захлестнули Умилу, истосковавшееся сердце грозилось вырваться из груди. И правда всю свою службу он рядом с ней был, да что там служба — всю жизнь. Этого витязя она с детства знала, потому, как с Волотом они неразлучны были, самым желанным гостем он был в доме воеводы. Может, поэтому замуж за него не спешила, потому что Баровит и так всегда подле был, потому что всеми своими действиями желание быть с ней и верность свою показывал.
«Вдруг не увижу его больше», — пронеслось в голове девушки.
Умила отогнала эту леденящую душу мысль от себя и взглянула в его глаза — тёплые, добрые. Руки её сами обвили его широкую шею, она коснулась его губ, и тело пробило жаром. Баровит не понимал происходящего и, отстранившись, удивлённо посмотрел на неё.
— Ты же сказала, что не любишь меня, — прищурился витязь.
— Ты же не поверил, — улыбнулась она.
— Не поверил, — подтвердил воин. — И когда же ты поняла, что любишь?
— Лет в пятнадцать, — задумалась девушка. — Когда меня только в дружину приняли. Впервые тогда тебя в настоящем бою увидала… Сразил ты сердце моё.
Баровит ушам не верил. Осел он на лавку и, глаз от неё не отрывая, выдавил:
— Пять лет уже, значит? Умила, какого Чёрта тогда ты мне душу наизнанку выворачиваешь? Почему замуж за меня не идёшь? Извела, сил уже нет…
Она резко накрыла его губы своими, оборвав поток возмущения, тонкие пальцы заскользили по тёмно-русым волосам, небритым щекам, каменной груди, развязали его пояс. Зорька охотно сдался во власть её ласк, подумав о том, что выяснить отношения они могут и позже. Осознание того, что чувства его взаимны, окрыляло витязя. Он подхватил девушку на руки, в два шага пересёк опочивальню, приблизившись к кровати и опустив на перину свою ношу. Умила стянула с него рубаху, провела рукой по мускулистому телу, покрытому шрамами — отметинами минувших сражений. Каждый из них она знала, помнила, когда и как они ему достались, помнила, как перехватывало её сердце при виде истекающего кровью воина. Сейчас она хотела быть с ним, хотела принадлежать ему, хотя бы одну ночь из всех этих пяти лет. Златовласая горела огнём, желая окутать витязя своей любовью, и столько же жара получала взамен, тая от его поцелуев, словно снег под лучами Ярилы. Невероятный трепет вызывали в девушке его прикосновения, и мысль о том, как могла бы быть счастлива с ним, не отпускала её. Да, счастлива… в другой жизни, не в этой.
________________________________________________________________________________________________
копное
Аркона*(Яромарсбург) - город и религиозный центр балтийских славян на о. Руян
Святовит* - бог войны и победы.
Камбала* - крупный (областной город) Великой Тархтарии.
Тендук* - крупный (областной город) Великой Тархтарии.
Хамбалык* - столица Великой Тархтарии.
Сени* (сенцы) - входная часть (прихожая).
Светлица* - самая светлая, освещённая комната жилища.
Опочивальня* - спальня.
Глава 6. Одна
Ласковое дыхание Авсеня пригладило тонкие пальцы трав, поцеловало холодные лепестки цветов, шепнуло сонным деревьям утреннее приветствие и осторожно постучалось в закрытые ставни. Птицы парили над лесом, в деревнях кричали петухи, массивные ворота Тангута уже успели выпустить всадника, который с первыми лучами, дарованными Хорсом, устремился в свой долгий путь.
Сон выпустил из своего царства витязя, голоса внешнего мира донеслись до его слуха, широкая ладонь скользнула по гладкой простыне — никого, как всегда… Как никого? Воин подскочил, окинул взором тёмную комнату — пусто.
— Умила! — позвал он, открывая окно и ставни.
Свет жаркой волной хлынул в опочивальню, стремительно заполняя её. Из других комнат никто не отзывался, сердце, окутанное тревогой, снова сжалось и бешено заколотилось в груди. Он убрал с лица, настырно лезущие в глаза пряди, и опустился на ложе. Златовласая дивница растаяла, будто белое облачко, и лишь багряные пятна на простыне говорили о том, что она была здесь, что события ночи не были сном. Баровит обхватил голову руками: опять упорхнула от него, словно крошечная пташка — была и нету. Он почувствовал, как что-то качнулось на его шее, в ладонь лёг деревянный круглый медальон, на котором был изображён шлем Перуна* с красовавшейся на нём надписью: «Кто, если не я, защитит твоих живых, а не мёртвых». Что-то заставило воина перевернуть подарок Умилы, от увиденного холодная дрожь пробежала по спине — рунами* было высечено имя «Велимира». Тайное имя Баровита не знали даже его родители, а она вверяла ему ключ от своей души, подтверждая правдивость произнесённых вчера ею слов и совершённых действий.
— Велимира, — прошептал он, закрывая глаза.
— Захочешь видеть меня — позови, — вспыхнул в его сознании любимый голос, — через Навь приду к тебе.*
Затрепетала душа витязя, вновь тревога заставила его сердце бешено гнать кровь по телу. Баровит спешно натянул на себя одежду и вылетел на крыльцо. На лавочке перед широкими палатами владыки города, поблёскивая сединой в лучах Авсеня, сидел Велибор, накручивая длинный ус на палец.
— Упорхнула голуба твоя, — ухмыльнулся мужчина.
— Почему ты дал ей уйти? Почему меня не разбудил? — разразился воин. — Я бы вернул её!
— Угомонись, я в глаза её не видел, — спокойно сказал воевода Тангута. — Она раньше петухов поднялась, конюх сказал, жеребец белый сам к ней вышел… брешет, наверное.
— Правду он тебе сказал, — пробурчал парень, завязывая пояс. — Умила умеет волю зверей себе подчинять… Мать её ведуньей была, отец будущее зрить мог, так что они с Волотом тоже не лыком шиты.
— М-да, — подытожил Велибор. — Угораздило тебя… Зарен её сегодня из города выпустил, она наказала ему передать мне это…