Лики Богов
Шрифт:
— Нет, — глухо отвечал Великий Князь, опуская тонкие веки девушки, — не успел я.
— Она спасла нас, — шумела толпа, — спасла млада* нас… Если бы не Умила Демировна, горел бы сейчас Хамбалык… Сколько неповинных душ забрал бы Заремир?
— Зарен, — обратился князь, — вели кузнецам нашим собрать самые искусные свои сабли, самые дорогие щиты и латы. Возведём великий курган защитнице земли нашей, проводим её с почестями наравне с князьями великими.
— Да, — едва слышно ответил воин, утирая скупую слезу со щеки.
— И ещё, — добавил Истислав, — позови её родных.
Зарен не в силах выдавить и звука, лишь кивнул своему владыке и, обхватив руками голову, поплёлся через поляну к огромному городу, стелящимся лоскутным одеялом по широкой ладони равнины. Следом за ним, в окружении безмолвных воинов,
— Что я скажу им? — шепнул Великий Князь, закрытым векам. — Как в глаза им смотреть буду? Поспешила ты к брату с отцом, красавица… Ой, поспешила… и месяца не прошло… А ведь это я отпустил тебя, сам одну отпустил сотни воинов держать… Прости меня, Умила Демировна.
— Не кори себя, княже, — вспыхнул в голове девичий голосок. — Каждый сын или дочь Тарха должен не жалея себя землю, Богами данную, защищать. Дальше без меня пойдёшь, ещё стольким братьям защита твоя нужна…
Вздрогнул Истислав и ещё крепче прижал к себе бездыханное тело. Хрустальная слеза сорвалась с его ресниц, скользнула по щеке и разбилась о стальное кружево кольчуги, укрывающее неподвижную девичью грудь. Дружинники, склонив головы, молча следовали за ним. Им навстречу нёсся белоснежный конь, он кружил вокруг войска, подбегал к князю, тыкался носом в золотые кудри хозяйки, будто веря, что она вот-вот проснётся, распахнёт свои голубые глаза, положит тонкую кисть на могучий лоб скакуна и коснётся его губами. Жалобное, пронзительное ржание разлетелось по долине, казалось, оно долетело до леса, разбилось об могучие стволы деревьев и заставило птиц в страхе покинуть свои гнёзда. А вечером весь город пришёл отдать дань памяти той, что своей хрупкой спиной закрыла столицу Тархтарии. Люди смотрели, как могучее пламя, под горькие стоны родных, окутывает тонкие девичьи линии, озаряя светом и жаром Великого Князя и всех воинов, что знали омуженку. Высокий курган навечно скрыл прах Умилы, напоминая всем славянам о её подвиге, запечатлев в сердцах горожан светлый лик и нерушимый дух истинного тархтарского воина.
_________________________________________________________________________________________________
седмица* - седьмой день девятидневной недели.
Кистень* - представляет собой грушевидную гирю весом 100-500г., прикрепленную к цепи или ремню, которые, в свою очередь, прикрепляются к рукояти.
млада* - молодая
Глава 8. Объятия Мары
Хищным зверем, неслышно вышагивая по бледнеющему небу, крался рассвет. Он крепко сжимал в своей пасти извивающуюся зарю. Её багряная кровь стелилась по горизонту, вспыхивая розовой пеной в первых лучах, дарованных Хорсом. Лиловое небо приняло тяжёлый солнечный диск, что фырча тащили за собой белые кони. Светлоокий Бог бросил наотмашь горсть золотистого бисера, который вмиг рассыпался по горизонту, увязнув в густой красной дымке.
Огненные петухи поудобнее устроились на заборах и уже были готовы во всё горло возвестить о становлении нового дня, как земля зловеще задрожала, сотрясаемая топотом копыт. Гигантский спрут распускал свои чёрные щупальца по махровому холму и приближался к дремлющему городу. Боевые кличи смешивались с тяжёлым дыханием коней, в глазах блестела жажда наживы. Ногайцы, предчувствуя скорую победу, ждали команды своего командира. Высокий моложавый воин смерил взглядом высокие крепостные стены, ухмыльнулся и, откинув светло-русые волосы за спину, поднял вверх руку. От переливающейся стальной реки отделились несколько отрядом и стали обходить крепость. Голубые глаза воеводы хищно прищурились:
— Раз мы теперича веруем в единого Бога, то и золото храмовое старым Богам ни к чему. Нам оно нужнее…
Сотней голосов загудело войско, зарычало и смертоносным потоком ринулось к высоким стенам богатого города.
Ожесточённый бой разразился металлическим звоном и десятками сдавленных криков. Высокие ворота Тандука с мучительным скрипом распахнулись под силой ударов ногайского тарана*. Орды всадников серебристым потоком хлынули в город. Горящие стрелы впивались в крыши
В царящем безумии нельзя было разобрать происходящего, ногайцы метались от одного пустого двора к другому в поисках наживы, но находили лишь смерть. Широкоплечий воин размахнулся мечом и снёс противнику голову, он видел, как ордынцы берут в кольцо троих его дружинников. Витязь вырвал копьё из лежащего у его ног тела и метнул в противника, тот повалился на землю, и «кольцо» разомкнулось, дав воинам Тандука возможность перегруппироваться. Баровит впился взглядом в несущегося на него конника, резко отпрянул, блестящий клинок его блокировал саблю, а тяжёлый кулак поразил голову коня. Скакун повалился, сбрасывая с себя седока, заржал и затряс гривой. Наездник отпружинил от земли, оскалился и с рыком занёс над противником саблю. Лезвия вновь заскрежетали, воевода увёл клинок в сторону и с размаха ударил соперника кулаком в голову. Попятился ногаец и, не успев ничего сообразить, почувствовал холод, сковавший шею. Горячая кровь хлынула на его грудь, взор затуманился, мир качнулся и угас.
— Отступаем к кремлёвским стенам! — крикнул Баровит своим дружинникам, вытирая о рукав окровавленный меч.
Воины бросились за командиром, ордынцы, сочтя это за бегство, ринулись в погоню. Высокая красная стена казалась совершенно пустой, могучие ворота не собирались спешно распахиваться, принимая своих защитников. Дружинники разбежались и, отпружинив, в один мах оказались возле каменного барьера. Земля разверзлась под ногами и поглотила воинов, укрыв их в своём чреве. Преследователи замерли на мгновение и переглянулись в нерешительности следовать за дружинниками. Чёрные тучи стрел вырвались из-за кремлёвских стен и обрушили весь свой гнев на ногайцев, впиваясь в тела захватчиков, стальными зубами. Крики заполнили площадь, кто-то падал, содрогаясь в конвульсиях, кто-то бежал прочь.
Отряд Баровита быстро продвигался по вырытому коридору, приближаясь к главным городским воротам. Теперь им нужно было закрыть их, добить оставшихся ордынцев и не дать подкреплению проникнуть в город. Воины ринулись на ногайцев, какая-то сила остановила воеводу и заставила обернуться. Медовые глаза жадно впились в знакомые черты, в лукавую улыбку и тёплый взгляд. Стальное кружево кольчуги, обвивающее широкий торс витязя, блестело в солнечных лучах, как и прежде, а ветер, казалось, всё так же играл с длинными русыми волосами, собранными в хвост. Волот подмигнул другу и указал на крепостную стену. Баровит вмиг взлетел по широким ступеням и в прорезь бойницы увидел, как трое московитов закладывают у самого основания стены бочки с порохом.
— Лучники, ко мне! — заорал командир.
Трое стрелков на ходу атаковали минёров, стрелы одна за другой покидали колчаны и впивались в цель, не дав поджечь сверепое сооружение.
— Земан, Ивар, — позвал воевода, — разберите бочки, лучники прикроют вас.
Дружинники кивнули, закрепили крюки и спустились к подножью. Стрелки метко били в приближающихся ордынцев, отринув мысль о том, что сами могут стать легкой целью для вражеских лучников. Баровит кинул взор на ворота — пятеро его воинов пытались оттеснить отряд московитов от спускного механизма, витязь бросился к ним. Перерубить массивную цепь было самым верным решением, но и сила на это требовалась немалая. Зорька почувствовал, как широкая ладонь накрывает его руку, сжимающую меч. Размахнулся воин и с огромной силой, коей не обладал ранее, опустил клинок свой, рассекая широкие звенья, словно нить. Массивная тяжеленная решётка рухнула вниз, впиваясь своими железными зубами в землю и отрезая отрядам ногайцев путь в город. Ордынцы остановили коней, спешились и принялись перешёптываться. Воевода окинул дружинников взглядом: