Лики Богов
Шрифт:
— Кто ты? — зарычал Заремир.
— Я — дружинник Великого Князя Тархтарии — Истислава Родимовича, — отвечал воин, — пришёл на бой тебя звать.
— Кто ты такой, чтобы меня — Князя на бой вызывать? — разразился смехом Заремир. — За дерзость свою сполна мне ответишь.
Князь жестом приказал своему дружиннику расквитаться с наглецом. Широкоплечий воин обнажил меч и вышел к сопернику. Незнакомец ждал, холодный взгляд голубых глаз ничего не выражал, кроме безразличия. Громила с рыком размахнулся, но ловкач резко отскочил в сторону, в прыжке блокировал тяжёлый клинок саблей, а вторую выбросил в шею противника. Дружинник, рефлекторно зажимая рассечённую артерию, атаковал соперника мечом, незнакомец припал к земле, пропустив над собой блестящую сталь и, резко выпрямившись, с размаха снёс голову воина.
Заремир кивнул троим ратникам, они друг за другом бросились в бой. Первый замахнулся топором,
По отрядам пополз шёпот, взгляды метались от красивого девичьего лица на изувеченные тела сослуживцев и обратно. Омуженка смотрела на князя и ухмылялась:
— Я тебя, Заремир, на бой вызывала. Зачем же ты своих людей на смерть напрасную обрёк?
— Не пристало мне с девкой якшаться, — зарычал князь. — Не чета ты мне.
— Но ты же ценил своих воинов, коих на защиту призвал? — заметила омуженка. — И вот кровушкой своей они землицу полили. Если не встанешь сейчас передо мной, то подумаю, что испугался ты, Княже, женщины слабой.
Прошипел Заремир проклятья, мысль о том, что сотни дружинников Истислава таятся где-то в плотной листве этого заколдованного леса, всё крепче сжимала виски князя. Умелый воин, прошедший сотни сражений, понимал, что девчонка лишь отвлекает его, но пристальный взор его дружинников не оставлял иного выбора. Заремир вышел в центр поля, щуря свои глубокие карие глаза и обнажая меч. Один из воинов шепнул на ухо своему командиру:
— Если у Истислава бабы такие, то каковы мужики будут?
— Вот-вот, — подхватил второй, — Асила так и не воротился, как сквозь землю канул со всей своей ордой.
— Уходим, — согласился командир.
Десять воинов тихо вернулись в лесную чащу и канули в ней, словно и не были.
Князь обходил свою соперницу, словно дикий зверь на охоте, впиваясь в холодные озёра её глаз своим прожигающим взглядом. Он провернул в руке меч и резко опустил его на девушку. Она ловко отпрянула, отскочила назад, подобно волчице, оскалилась, отпружинила от земли и размахнулась саблей. Клинки сцепились, заскрежетали друг о друга, извергая стальной рык, блеснули в первых лучах солнца, отражая горящие огнём глаза соперников. Заремир оттолкнул от себя омуженку и зашипел:
— Ты унесла жизни своих братьев по крови славянской, тобой бесы управляют, спаси душу свою, прими крещение, и я прощу тебя.
Умила ухмыльнулась и ринулась на него, вновь отбивая натиск тяжёлого меча. Она увела клинок в сторону и ударила соперника ногой в голову, сбив с него шлем. Его смоляные волосы рассыпались по широким плечам, карие глаза прищурились, укрывшись густым бархатом ресниц, и пронзили омуженку ненавистным взглядом.
— Крещение, говоришь? — смеялась она. — Это та вера, по которой мы - дети Богов - становимся рабами Бога Единого, а ты перестаёшь быть нам равен и нарекаешься его избранником? Та вера, что навеки закрепит твоё царствие, а нас прогнёт под тебя, як
Загудели воины, слова Умилы поселили сомнения в их сердца. Никому не хотелось умирать за чью-то жажду власти — ещё один отряд растворился в лесной чаще. Зарычал Заремир и ринулся на голубоглазую, вложив весь свой гнев в тяжёлый клинок. Острое лезвие свирепо свистело, но кромсало лишь воздух. Девушка ловко уклонялась и кружилась, словно листок, подгоняемый ветром. Она отбила очередную атаку, князя. Холодное дыхание коснулось её плеча.
— Сзади лучник, он целится в тебя. Готова будь, — шепнул отцовский голос. — Сейчас!
Умила описала в воздухе саблей круг, и стрела упала на землю. Князь не упустил момент и поразил мечом её бок. Раздался хруст рёбер, кольчуга повисла лоскутом, жалобно позвякивая звеньями, боль сковала воительницу. Она резко отскочила от соперника, обхватив себя рукой. Светлое облако вошло в её тело, уняв резь и придав сил. Умила рванула к телу поверженного ею ратника, боковым зрением заметив, как лучник вынимает из колчана стрелу. Тонкие пальцы выхватили из сапога нож и метнули его в стрелка, незримый свет окутал девичью кисть и придал оружию большее ускорение. Острое лезвие впилось в глаз лучника, оборвав его жизнь. Но златовласая этого уже не видела, она подлетела к трупу и вырвала из него вторую саблю. Омуженка закрутила солнца в своих руках и ринулась на князя. Мужчина едва успевал ставить блоки, слыша крики и предсмертные стоны своих дружинников, но не имея возможности осмотреться и понять происходящее.
В ярком диске едва появившегося солнца показались отряды конников, они текли серебристой рекой, рассыпая сотни отблесков от зеркал своих клинков. Дружина Заремира, так увлечённая боем своего князя с девушкой, даже не успела выстроиться, как положено. Истислав зажимал врага в кольца, и воины Хамбалыка секли растерявшихся ратников. Сам же Великий князь Тархтарии искал глазами Умилу, уповая лишь на то, что она смогла дождаться их.
Золотая широкая коса пронеслась в воздухе под мелодичный свист сабель, тонкая ленточка крови выглянула из-за уголка губ и побежала к шее. Девушка скрестила клинок с мечом соперника, сдвинула лезвие к рукояти и, уведя его в сторону, выбросила вторую саблю в лицо Заремира. Воин резко отстранился и отвернул голову. Острое ледяное лезвие скользнуло по его щеке, скуле и брови, рассекая кожу. Князь вывернулся и зарычал, свирепея ещё сильнее. Он провернул в руке меч, видя холод её голубых озёр сквозь золото выбившихся из косы извивающихся волос. Густые ресницы слипались от крови, мешая Заремиру следить за действиями омуженки. Гнев током бил по вискам, отдаваясь жаром в каждом новом выпаде, превращая человека в коршуна. Воин, задрав скрещенные клинки вверх, приблизился к девушке и коленом поразил её живот, заставив алую пену с хриплым кашлем вырваться из лёгких. Тяжёлый клинок ударил по сабле и выбил её из тонкой кисти, следующий взмах — и металлическое зеркало заскрежетало по изогнутому лезвию. Умила держала саблю двумя руками — за рукоять и клинок. Заремир молниеносно выхватил свободной рукой из-за пояса кинжал и вонзил его в незащищённый кольчугой бок. Тонкий иней боли расцвёл в рассечённом девичьем сердце, угасающий взор ухватился за давно позабытый лик матери. Голубые глаза сковала тонкая корочка льда, с окровавленных губ сорвался хриплый сдавленный крик. Тонкие пальчики изогнулись, будто ложась в чью-то незримую, протянутую руку и крепко сжимая её. Князь извлёк оружие из тела омуженки, утёр кровь со своего лица тыльной стороной ладони и отчётливо увидел, как полупрозрачная девичья фигура замерла в воздухе, несмотря на то, что точно слышал, как Умила рухнула на землю. Белоснежные руки удерживали воительницу, тёмно-синие глаза смотрели в душу князя, а смоляные кудри змеями вились на ветру. Заремир почувствовал, как нестерпимый хлад охватывает его спину и затылок, лишая его возможности пошевелиться или сделать вдох. Прекрасный, неземной женский лик исказился в гневном оскале, причиняя телу воина нестерпимую боль.
«Не будет тебе места ни в одном из миров», — вспыхнул в голове звенящий женский голос.
Мара подхватила на руки душу защитницы Тархтарии и увлекла за собой. Прогоревшие костры в последний раз выбросили в розовеющее небо горсть золотых искр, запечатывая своим жаром за грозной Богиней врата в Навь. Едва холод отпустил князя, как тот увидел мчащегося к нему Истислава. Заремир бросился к своему коню, вскочил на него и ринулся в лесную чащу, позабыв о своём войске. Воеводы отзывали свои отряды, ратники бежали кто куда без оглядки, раненные молили о пощаде. Истислав подошёл к телу омуженки и аккуратно взял её на руки. Неистовой болью зашлось его сердце, когда он взглянул в эти прекрасные застывшие глаза. К нему подбегали дружинники, спрашивая наперебой «жива?».