Лики Богов
Шрифт:
Колесница Хорса уже скрылась за острыми пиками вековых елей, бросив на их головы плотную шапку тени. Сизый иней сильнее стянул землю и распустил свои длинные игольчатые цветы на костлявых ветвях спящих деревьев. Утопая во мраке наступающей ночи, клонился в сон большой шумный город. Свет потухал в оконцах домов, и ропот дневной жизни сходил на нет. Воцарившуюся тьму разрезали лишь языки факелов на высоких городских стенах.
Нарастающий топот копыт заставил стражников спешно отворить ворота, а толпы горожан — бежать навстречу своим защитникам. Дружина въехала на главную площадь
— Не серчай, отец, — сказал Баровит, — но мы завтра к вам наведаемся. Сейчас мне нужна баня и сон.
— Конечно, месяц в пути, оно и понятно, — развёл руками старик.
— Отдыхай, сынок, — ласково сказала мать, проведя тёплой рукой по щеке воина. — А мы подготовимся, я твоих любимых пирогов напеку.
Витязь улыбнулся родным, укрыв ладонью тонкие пальчики жены, обнимающей его руку, и пошёл к своему дому.
На широкий стол, застеленный белой скатертью, расшитой красными оберегами, опускались широкие блюда с многочисленными яствами. Размякший после бани воин с интересом наблюдал за хлопочущей хозяйкой.
— Ты думаешь, я это осилю? — ухмыльнулся он.
— Тебе придётся, — улыбнулась брюнетка, ставя перед мужем очередное блюдо.
Любава сняла передник и, улыбнувшись, провела рукой по круглому животику. Баровит зажмурил глаза, подумав о том, как бы прекрасно смотрелась Умила с таким же животиком. Мысль о том, что его возлюбленная могла быть беременна, и он в один день потерял не только её, но и своего ребёнка, сводила витязя с ума уже не один месяц. Взяв верх над собой, и признавшись себе в том, что Любаве также очень хотелось бы видеть на его месте Волота, воевода поднял взгляд на свою жену и улыбнулся ей.
— Не тяжело тебе хлопотать так, Любава? Вон сколько скатертей и полотенец расшила, не устала? — спросил он.
— Устанешь тут, — ухмыльнулась чернобровая, — ты вон сколько нянек ко мне приставил, всё за меня делают. Я что, болезная?
— Не хочу, чтобы ты утруждалась, — отвечал муж. — Как ты чувствуешь себя? Как малыш?
— Толкается, — мечтательно улыбнулась девушка. — Хорошо всё. Чего мне жаловаться, ты-то снова через войну прошёл.
— Я через пятнадцать дней вновь в Хамбалык уеду, — сказал Зорька.
— Надолго? — обеспокоилась Любава.
— Нет, князь поручения раздаст и отпустит, — успокоил витязь.
— Баровит, друг мой, мне так хочется, чтобы ты успокоился, наконец-то, мирной жизнью пожил, — искренне говорила синеглазая.
— Ну, на время зимы о войне можно забыть, думаю, — ухмыльнулся он. — То дела государственные, я человек подневольный, головой покиваю и ворочусь.
— Ладно, кушай, — отмахнулась чернявая и наградила мужа улыбкой.
— Что в Камуле за время моего отсутствия случилось? — спросил Баровит, принимаясь за еду.
Девушка рассказывала о последних событиях: о том, как Главеш со Жданом торговлю контролировать принялись, о том, как Радмила стала рычать и кидается на
Баровит ещё раз заглянул в приоткрытую дверь Любавиной опочивальни, убедившись, что с ней всё в порядке, и она крепко спит. Не мог хозяин дома найти себе покоя и бродил по этажам и комнатам, надеясь не разбудить ненароком никого из домочадцев. Спустившись с широкой лестницы, он сел на ступеньку и обхватил руками голову. Воспоминания неслись, словно опавшие листья, подгоняемые холодным ветром.
Вот Волот несёт на плече своём массивное бревно, за ним с выпученными глазами следует младший брат Баровита — Гроздан. Не мог никак понять кузнец, откуда сила такая в руках витязя берётся и как усталость его стороной обходит?
— Может, хватит, друже? — кривился Зорька. — Мне б избёнки малой достаточно было.
— Батя сказал, что видел, как внуки его по терему твоему бегают, — многозначительно отвечал Волот. — А он никогда не ошибается, сам знаешь.
— Прав оказался батый, — шепнул Баровит. — Токмо не так, как мы с тобой хотели, друже.
Сердце воеводы снова мучительно сжалось. Оперевшись о поручень, он выпрямился во весь рост и поплёлся в свою опочивальню. Холодная постель обняла широкую спину, огрубевшие от меча пальцы скользнули по подушкам в поисках золотистых локонов,.. но тщетно. Баровит зажмурил глаза, казалось, эта пытка никогда не кончится. Казалось, что всё это злой сон, в котором ему пришлось пережить утрату тех, кого очень сильно любил.
Малые пташки, переливисто щебеча, сновали в ярких лучах утреннего солнышка, ласковый ветер трепал шёлковые листья и заставлял поскрипывать ставни. Маленькую ладошку крепко сжимала рука матери. Мальчик вслушивался в её тревожный голос и настороженно смотрел на высокую женщину с красивыми дымчато-голубыми глазами. Солнце плавило золото волос незнакомки и заставляло его стекать по плечам.
— Успокойся, Дуня, — звучал мелодичный голос ведуньи, — всё хорошо с чадом твоим.
— Да, как же, Аделя? — всплеснула руками мать. — Он говорит с кем-то, а я, глядь, там нет никого.
— Это ты думаешь, что там нет никого, — строго осекла Аделя. — Боги чадо твоё даром наградили. Зрит он отцов наших, что в Слави покой обрели. Они помочь хотят нам, весть передать. Я сына твоего в ученики возьму, научу с силой этой управляться.
Дуня ахнула, схватила знахарку за руку и залепетала:
— Благодарствую тебе, ведующая мать.