Ликвидация
Шрифт:
…Через несколько часов, уже ночью, Фима с Гоцманом стояли у стены дома, для пущей устойчивости держась друг за друга. Гости разошлись недавно, в соседнем квартале слышалось их нестройное пение. Над головами друзей качалось огромное одесское небо, полное звезд.
– …Ты же знаешь, как я любил твоих, - говорил Фима, - и Гуту Израилевну, и Мирру, и Анютку… Нет, ты меня не перебивай, ты послушай… Нету их, Додя! Нету! Так, видимо, рассудил Господь Бог. А ты жив, понимаешь?! Ты должен жить!…
– Фима, - серьезно
– Ты мне тоже.
Гоцман отпустил друга и тут же обнял его.
– Фима!…
– Давид!…
Со скрипом распахнулась оконная рама. В темноте забелело строгое мужское лицо.
– Давид Маркович!
– внушительно произнес разбуженный обладатель лица.
– На секундочку: сейчас начало первого! Я все ж понимаю, все мы люди, у всех нас праздник, и вообще чудесная летняя ночь. Но мне, к примеру, утром еще и на работу!…
– Может, тебе в окно гранату бросить?
– задумчиво поинтересовался Гоцман.
– Или шмальнуть разок?
– С днем рождения, Давид Маркович, - поспешно произнес человек и закрыл окно.
– «С днем рождения»!
– передразнил Фима, качаясь.
– А?! Давай ему хоть стекло разобьем, шо ли.
Он нагнулся, зашарил по земле в поисках булыжника. Гоцман удержал друга:
– Одного… ночью… я тебя не отпущу.
– Давид!
– возмутился Фима.
– Кто тронет Фиму Полужида в Одессе? Это же ж смешно сказать, не то шо подумать! Меня один раз потрогали румыны, и их очень быстро прогнали с Одессы до Бухареста…
Гоцман решил обидеться.
– Ты не хочешь, шобы я тебя проводил, - пробубнил он под нос.
– Шифруешься. От друга!
Отнекиваться Фима не стал. С загадочной улыбкой потрепал Гоцмана по плечу, просто ответил:
– Да.
Еще раз обнялись, расцеловались на прощание. Гоцман хитро ухмыльнулся:
– Красивая?…
– До-о-одя… - обиженно протянул Фима, разводя руками. Дескать, ну как же ты мог подумать другое?…
– Ну давай, - тихо произнес Гоцман, наблюдая, как друг скрывается в подворотне.
А сам запрокинул голову, вглядываясь в звездное небо над своим домом.
Как-никак у него был сегодня - нет, уже вчера - день рождения.
А потом, у него еще были дела.
Глава шестая
Он боялся, что военного следователя майора Кречетова не окажется на месте - как-никак ночь с субботы на воскресенье, но он был. Прокуратура не знала выходных. Настольная лампа выхватывала из темноты нервно отбивающую какой-то ритм руку майора юстиции. Лицо оставалось непроницаемым, но огонек в глазах светился. Гоцман внимательно в них всматривался - очень хороший, правильный огонек светился в глазах майора. И одинокий орден Красной Звезды на кителе был ему к лицу. Давид уважал людей, у которых правильный огонек в глазах мог сиять в любое время дня и ночи. Похоже, майор был именно из их числа.
– Наимов, говорите, отказался?
– переспросил
– Занято… Нашли когда разговаривать!… И на каком же, интересно, основании?…
– Нету тела - нету дела… - Давид смущенно прикрыл ладонью рот.
– Ох, извините - такой выхлоп… Тут просто день рожденья выскочил нечаянно. Прямо от стола - к вам. Вы извините, шо так поздно…
– Ничего-ничего… - Майор наконец дозвонился, куда хотел.
– Алло, Кречетов говорит! Какого черта занимаете служебную линию?… Выслать дежурную машину к следователю Наимову и доставить его ко мне в кабинет! Прямо сейчас! Нет дома - значит, найти! Все, выполняйте!
И брякнул трубку на рычаг. Гоцман продолжал с интересом рассматривать офицера.
– Давайте к делу, - бросил Кречетов.
– Итак, обмундирование сгорело, схрон уничтожен. Но у нас есть приметы преступников, так?
– Нету.
– Весело… Остается тотальная проверка всех складов и воинских частей.
– Майор аж присвистнул от такой перспективы, но тут же упрямо тряхнул головой.
– Так, хорошо. Какие еще есть варианты?
– Шо я к вам пришел… - медленно проговорил Гоцман.
– Оперативным путем удалось прояснить, с какого склада то богатство прибыло…
– Как это?
– Неподвижное лицо Кречетова порозовело от волнения и стало почти мальчишеским. Он нетерпеливо уставился на Давида.
– Есть накладная, по которой его выдали.
– Гоцман сунул руку в карман пиджака.
– Ну-ка, ну-ка…
Но Гоцман продолжал молча шарить по карманам. Охлопал пиджак, брюки. И наконец, сжав кулаки, в ярости выдохнул:
– Н-ну, Ф-ф-фима!
Родя, близоруко щурясь, вертел в длинных гибких пальцах накладную. Фима знал, к кому идти - Родя, по-правильному Радченко, был знаменитый фальшивомонетчик, а значит, разбирался и в поддельных бумагах.
– А с чего ты взял, шо это липа?
– Родя поднес накладную к носу и с шумом втянул воздух. Покривился: - Ну и несет от тебя, как из бочки…
– Шо липа - знаю… А несет, так день рождения был у друга.
– Но с чего липа, с чего?
С тяжелым вздохом Фима отобрал у него бумагу и медленно, словно больному, начал объяснять:
– Сложено.
– Он аккуратно согнул накладную на сгибах.
– То есть лежало на кармане. И ехало от самых Сум… Ну, допер?
Родя помотал головой, глядя на Фиму унылым, ничего не выражающим взглядом.
Еще раз вздохнув, Фима помял бумагу в пальцах:
– А хрустит, как свежий червонец. Оно и есть липа. И мастырили в Одессе. За полчаса до склада сунули на карман, оно и не затерлось.
Родя снова взял накладную, недоверчиво повертел в пальцах, потер сгибы, вгляделся в печать. Задумчиво зашагал по комнате туда-сюда.
– Не знаю, не знаю. Бланк типографский. Печать выпуклая. Все честь по чести.
– Так я и говорю, не фраер халоймысничал, - кивнул Фима.
– До боли интересно - кто?