Лилия для Шмеля
Шрифт:
— Уж не ты ли ко мне неровно дышала?
Я дернула плечами, сбросила его ладони и отстранилась.
— Я к тебе с поцелуями не приставала! Это ты решил, что тебе все позволено! Как же! Такой красивый и состоятельный герцог облагодетельствовал своим вниманием бедную гувернантку! Она обязательно должна восхититься щедростью и упасть от счастья в обморок!
— Так поцелуй оскорбил тебя?! — посмурнел Освальд. — Я тебе настолько противен?
— Какая тебе разница?! Решил поиграть, потешить самолюбие?
— Уехать, чтобы забыть поцелуй? — фыркнул он. — Неужели так впечатлилась им? Так я могу еще поцеловать!
— Не подходи! — выставила я руки, отгораживаясь.
— Ты же сама понимаешь, что говоришь глупости. А Вейре? Бросишь его? — применил Освальд болевой прием.
— Надо же?! Ты готов подпустить к сыну развратницу? — не желая продолжать разговор, отвернулась и отошла к окну.
— А что я мог подумать, читая это? — он пнул валявшуюся под ногами рукопись. — Кстати, и по какими же это книгами ты просвещалась?
— Я оправдываться не буду! Думай, что хочешь! — выдохнула устало и пошла к столу — собирать записи.
Растрепанный Освальд стоял, оперевшись спиной к изломанному косяку, и наблюдал, как я сложила письменные принадлежности в саквояжик. Достала из шкапа простецкие платья, принципиально игнорируя наряды, купленные им. В спешке запихнула их и документы в другой саквояж, сбережения. Огляделась, не забыла ли чего? Подхватила сумки и повернулась к двери.
— Снова на поиски скандалов? — угрюмо спросил он.
— Я их не ищу. Они сами находят меня. А я всего-то хочу спокойно жить. Прощайте, Освальд.
— Так тебя и отпущу! За тобой нужен глаз да глаз! Кроме того, на что мне это все, — кивнул головой на дом. — Он твой.
— Он мне тоже не нужен!
— Тогда продай его.
— Ничего от тебя не хочу! Зачем ты пришел? Для чего все это? — кивнула на выломанную дверь. — Из-за ущемленной гордости?
— Фина-Фина, — покачал он головой. — Ты не равнодушна ко мне. Я к тебе тоже. Так зачем усложнять жизнь?
— Неравнодушен?! И решил, что я сломя голову, соглашусь быть твоей любовницей? Нет! — выпалила гордо.
— Я и не предлагал. Тебя, Фина, в любовницах иметь слишком хлопотно. Можно раньше времени поседеть и зубов лишиться, — в отместку он кивнул на разбитую вазу. — Лишь прошу: не пиши больше такого разврата! — Посмотрел с укором. — Ты же можешь писать замечательные, трогательные сказки.
— Хорошо, — посмотрела на него. — Напишу про бедную гувернантку, которая попала в дом состоятельного вдовца, который влюбил ее себя. Потом сделал предложение…
— Мне нравится!
— А потом… — продолжила, обжигая герцога презрительным взглядом, — окажется, что он жениться не может. Он ее обманул. Она сбегает…
— Еще одна русалочка? Постарше? — склонил голову набок
— Нет. В конце они будут вместе, но герой будет безглазым и одноруким… — наблюдая, как у него растерянного вытягивается лицо, как на глазах он теряет веселье, дополнила: — Ах да, еще будет обезображен после пожара!
— Ну, Корфина! — выдохнул он. — И фантазия у тебя! — Очертил себя защитным кругом. — Неужели ты меня так ненавидишь?
— Сдался ты мне!
— Сдался! — ответил он уверено.
— Нет, — покачала головой. — После ругани с выломанной дверью, обличениями вместо нормального разговора, даже уважение теряется. Какая уж тут симпатия? — увы, но горечь скандала испортила все светлое, что было между нами. И не радовало ни признание Освальда в ревности, ни горячий поцелуй, о котором я так мечтала.
Мы стояли в разгромленной комнате и смотрели друг на друга.
— Не нужно было убегать. Хотя, — Освальд вздохнул. — Не сложись, как все вышло, кто знает, кто докопался бы до истины скандального Ветэра?
Понимая теперь, какую глупость совершила, как подставилась, от стыда я покраснела. Как же сложно понять этот чуждый мир!
— И еще. Пиши о чем угодно, хоть о крысах, только не это! — с силой пнул ненавистную ему тетрадь. — Лично буду издавать каждую сказку с картинками за свой счет и по экземпляру дарить королеве.
— Я сама решу, что мне писать! — ответила непреклонно. — И в твоей помощи не нуждаюсь!
— Тогда я, — Освальд поднял с пола многострадальную рукопись, выхватил из рук саквояж с записями и оглядел сурово. — Покажу твои эротические фантазии графине. А ты, между прочим, разобьешь бедной старушке сердце!
— Это шантаж! — возмутилась я и бросила забирать записи, но он поднял руки, и мне только и оставалось прыгать вокруг него.
Так ничего не добившись и выдохшись, я села на стул и отвернулась.
— Ненавижу тебя! — прошептала в сердцах.
— Это не шантаж, Фина, это забота о тебе! — спиной чувствовала его взгляд. — Ревность ослепляет. Кстати, тебя тоже, и толкает на глупости. Не понимаю твоего упрямства, некоторых поступков. Зачем рисковать, терпеть лишения, если есть другой — простой и надежный путь?
— Отдаться на твою милость?
— Милость Ньеса тебе больше по душе?
— Я не нуждаюсь ни в чьей «милости», если ты «это» подразумеваешь! Просто хочу, чтобы мое мнение уважали. Хочу распоряжаться собой, своими деньгами, которые заработала сама, сама!
— А прежде чем сделать что-нибудь важное не пробовала посоветоваться? Неужели при всей симпатии мы не найдем общего языка? — он с укором посмотрел на меня.
— С тобой? Да все что я делаю, тебя раздражает! И еще не люблю, когда смешивают работу и личное! — вздохнула. Как же я устала.