Лилия для Шмеля
Шрифт:
— Смотри, Вейре, природа просыпается, — Освальд обращался к сыну, но почему-то мне казалось, что прогулка случилась неспроста. Посмотрела на герцога, а он продолжал упрямо разглядывать молодую зелень и первые цветы, игнорируя меня. Навязываться не стала, поэтому прикрыла глаза и подставила лицо нежному солнцу… А когда внезапно открыла — поймала внимательный взгляд Освальда.
— Покраснеет кожа — тетушка будет недовольна, — произнес он тоном наставника.
— Я немножечко, — ответила с улыбкой, которая сама нарисовалась на губах. Когда вокруг
После прогулки меня любезно высадили у издательства. Я так спешила узнать, как обстоят дела, что попросила Освальда отпустить пораньше.
— Снова пойдете с этим усатым? — вздохнул Вейре.
— Нет, вернусь домой и буду работать.
— А у нас большая библиотека, и работать удобнее… — продолжал сманивать маленький хитрюга. За полгода он подрос, но для меня еще надолго останется малышом. — И будет обед. Жаэрд обещал приготовить пирожные с орехами и…
— Вейре, у баронессы дела, — осадил сына Освальд.
— А мы завтра с тобой наведаемся к Жаэрду и попросим приготовить еще! — заговорщицки подмигнула ребенку.
— Еще на кухне Вейре не был! — возмутился герцог, задирая аристократический нос.
— А надо уметь многое! Мало ли чего! Вдруг придется готовить самому! — весело напомнила, как он благосклонно относился к моей готовке на севере, помахала рукой и спустилась из герцогского ландо. — До завтра!
— До завтра! — закричал Вейре и от души замахал мне рукой.
Лишь Освальд оставался чопорным и хмурым, будто палку проглотил, поэтому не удержалась и передразнила его, скривив недовольную мордаху. Вот тогда-то у него и вытянулась лицо. Да, дорого бы я дала, если бы под рукой был фотик, и смогла бы запечатлеть его ошарашенную мину.
По узкому, темному коридору издательства я шла в волнении. Постучалась, и Апетен крикнула:
— Я ждала тебя! Входи!
— Откуда вы узнали, что это я? — спросила, усаживаясь на стул. Апетен улыбалась и пребывала в самом радужном настроении, и это обнадеживало. Но я все равно ужасно волновалась.
— По стуку каблуков. Ты даже стучишься иначе. Дерзко.
Вот уж никогда не подумала бы, что я дерзкая.
— Хорошо, впредь буду стучаться, как положено леди, — пошутила.
— Корфина, стучи хоть ногой. Только пиши! И скорее!
— М? — удивленно промычала я.
— Скоро разразится скандал! Нет! Скандалище! Я наняла репортера. Он напишет возмутительную статью, и все захотят почитать про незаконнорожденную графскую дочь, — Апетен плотоядно улыбнулась. — Народ любит скандалы! То-то будут гадать — кто же в прообразе?
— Да никто!
— Я знаю! Ты знаешь! Но другие-то не знают! — почуяв выгоду, Апетен откинула напускную респектабельность и перегнулась через стол. Ее глаза горели решимостью. И она теперь походила на роковую соблазнительницу, сманивавшую невинного автора на написание второго тома. — Нам это на руку!
— А может, не надо? —
— Надо, Корфина, надо! Андер Ветэр станет самым скандальным автором! И заработает себе на домик! А может и два! — хозяйка издательства подмигнула. — Смотря, как быстро напишешь вторую книгу. И добавь чувственности, страсти!
— Вы же говорили…
— Я ошибалась! Пиши! — Апетен упрямая и так просто не признает свои ошибки. А значит, резон действительно весомый.
Кажется, я влипла. Но домик — мой маленький собственный домик, моя мечта… Я скажу тебе: «Да!»
Я «прилипла» к письменному столику и писала, писала, писала вечерами и ночами. Какой Вайен, какой Жеом? Даже к Освальду я стала относиться спокойнее, который в последние дни холоднее льда.
Но именно его отстраненность, осознание, что у меня нет никого и ничего, что, кроме себя, надеяться не на кого, подстегивало и заставляло сосредоточиться на писательстве.
Писать вручную неимоверно тяжело, поэтому на письма я не отвечала и, если бы не Вейре, безвылазно сидела бы в комнате.
Но малыш чувствовал, что я изменилась. Стал капризным и не отходил ни на шаг. Так в обнимку с ним я и делала пометки в записной книжке, которую постоянно носила с собой.
А потом, когда получила от Апетен часть гонорара — поняла, что напишу и третью книгу, только бы покупали. Тем более что поблескивавшие на столе саммерсы, вдохновляли. Однако оставлять их дома — опасно.
Хозяйка дома — милая старушка, но береженого Бог бережет. Да и чем дальше деньги — тем целее, в том числе и от растраты. Влияние Освальда на мой вкус не прошло даром, и я уже столько всего хотела себе купить!
Поэтому ранним утром одела приличное платье, взяла документы, деньги, наняла извозчика и поехала в банк, где узнала… что герцог является координатором моего счета и… если я позже пожелаю снять крупную сумму, то могу сделать это лишь с его одобрения!
Покусаю, гада!
Я спрыгнула на землю, не дождавшись помощи возчика. Молнией взлетела по ступеням, на ходу скинула накидку в руки Верену и, добравшись до кабинета, ворвалась без стука.
Видимо, лицо у меня красноречивое — не успела набрать воздуха, чтобы выплеснуть все, что думаю об Освальде, он откинулся на спинку кресла и произнес:
— Спокойнее, Корфина! Это все для вашего блага! Ведь вас угрозой или хитростью могут заставить отдать средства! Хотя бы ваши родные. Или думаете, они от вас отстанут?
Вот же гад! Знал, что буду в бешенстве, и все равно сделал, как сделал!
Я почувствовала, как вспыхнули щеки. Набрала воздуха, и опять Освальд осадил меня:
— Это ваши средства. И вы можете снять их в любое время, — достал из стола лист с гербом, взял перо и поинтересовался: — Какая сумма нужна?
— Никакая! — прорычала сквозь зубы. — Я хочу положить деньги! А потом снять, когда захочу! Сама! Без вашего милостивого разрешения! И сколько захочу!