Листья травы (Leaves of Grass)
Шрифт:
О знамя, ты не деньги, ты не жатва
полей,
Но что мне товары, и склады, и все,
привезенное морем,
И все корабли, пароходы, везущие
богатую кладь,
Машины, вагоны, повозки, доходы
с богатых земель, я вижу
лишь тебя,
Ты возникло из ночи, усеянное
гроздьями звезд (вечно
растущих звезд!),
Ты подобно заре, ты тьму
отделяешь от света,
Ты разрезаешь воздух, к тебе
прикасается
небо
(Бедный ребенок влюбился в тебя,
только он и увидел тебя,
А другие занимались делами,
болтали о наживе, о наживе).
О поднебесное знамя, ты вьешься и
шипишь, как змея,
Тебя не достать, ты лишь символ,
но за тебя проливается кровь,
тебе отдают жизнь и смерть,
Я люблю тебя, люблю, я так
люблю тебя,
Ты усыпано звездами ночи, но
ведешь за собою день!
Бесценное, я гляжу на тебя, ты над
всеми, ты всех зовешь
(державный владыка всех), о
знамя и флаг,
И я покидаю все, я иду за тобой, я
не вижу ни домов, ни машин,
Я вижу лишь тебя, о воинственный
флаг! О широкое знамя,
я пою лишь тебя,
Когда ты плещешь в высоте под
ветрами.
ПОДНИМАЙТЕСЬ, О ДНИ, ИЗ
БЕЗДОННЫХ ГЛУБИН
Поднимайтесь, о дни, из бездонных
глубин, покуда не помчитесь
все горделивей и неистовей,
Долго я поглощал все дары земли,
потому что душа моя алкала
дела,
Долго я шел по северным лесам, долго
наблюдал
низвергающуюся Ниагару,
Я путешествовал по прериям и спал на
их груди, я пересек
Неваду, я пересек плато,
Я взбирался на скалы, вздымающиеся
над Тихим океаном,
я выплывал в море,
Я плыл сквозь ураган, меня освежал
ураган,
Я весело следил за грозными валами,
Я наблюдал белые гребни волн, когда
они поднимались так
высоко и обламывались.
Я слышал вой ветра, я видел черные
тучи,
Я смотрел, задрав голову, на растущее
и громоздящееся
(о, величавое, о, дикое и могучее,
как мое сердце!),
Слушал долгий гром, грохотавший
после молнии,
Наблюдал тонкие зигзаги молний,
когда, внезапные и быстрые,
они гонялись друг за дружкой под
всеобщий грохот;
Ликуя, смотрел я на это и на то, что
подобно этому, - смотрел
изумленно, но задумчиво и
спокойно,
Вся грозная мощь планеты обступала
меня,
Но мы с моей душой впитывали,
впитывали
и гордые.
О душа - это было прекрасно, ты
достойно меня подготовила,
Пришел черед утолить наш большой и
тайный голод,
Теперь мы идем, чтобы получить у
земли и неба то, что нам
еще никогда не давали,
Мы идем не великими лесами, а
величайшими городами,
На нас низвергается нечто мощней
низверженья Ниагары,
Потоки людей (родники и ключи
Северо-Запада, вы
действительно неиссякаемы?).
Что для здешних тротуаров и районов
бури в горах и на море?
Что бушующее море по сравнению со
страстями, которые
я наблюдаю?
Что для них трубы смерти, в которые
трубит буря под черными
тучами?
Гляди, из бездонных глубин восстает
нечто еще более свирепое
и дикое,
Манхаттен, продвигаются грозной
массой спущенные с цепи
Цинциннати, Чикаго;
Что валы, виденные мной в океане?
Гляди, что делается здесь,
Как бесстрашно карабкаются - как
мчатся!
Какой неистовый гром грохочет после
молнии - как
ослепительны молнии!
Как, озаряемое этими вспышками,
шагает возмездие
Демократии!
(Однако, когда утихал оглушительный
грохот, я различал
во тьме
Печальные стоны и подавленные
рыданья.)
Громыхай! Шагай, Демократия!
Обрушивай возмездие!
А вы, дни, вы, города, растите выше,
чем когда-либо!
Круши все грознее, грознее, буря! Ты
пошла мне на пользу,
Моя душа, мужавшая в горах, впитывает
твою бессмертную
пищу,
Долго ходил я по моим городам и
поселкам, но без радости,
Тошнотворное сомненье ползло передо
мной, как змея,
Всегда предшествуя мне, оно
оборачивалось, тихо, издевательски
шипя;
Я отказался от возлюбленных мной
городов, я покинул их,
я спешил за ясностью, без которой
не мог жить,
Алкал, алкал, алкал первобытной
мощи и естественного
бесстрашия,
Только в них черпал силу, только ими
наслаждался,
Я ожидал, что скрытое пламя вырвется,
– долго ждал на море
и на суше;
Но теперь не жду, я удовлетворен, я
насыщен,
Я узрел подлинную молнию, я узрел
мои города
электрическими,
Я дожил до того, чтобы увидеть, как