Локи все-таки будет судить асгардский суд?
Шрифт:
— Арболь не желал смерти брату, а только лишь публичного унижения, но сестра подговорила его, и он пронзил сердце Адоро отравленной стрелой!
Алькериец одним резким движением перевернул в воде лук, распугав всех рыбок.
— Адоро вознесся на верхушку самого высокого ясеня нашего мира и стал со слезами на глазах наблюдать, как коварная Биенто правила его страной, а жестокий Арболь совершал набеги на бывшие ранее дружественными народы.
Локи усмехнулся. Он раньше слышал обрывки легенды, и всегда дивился ее сути: с каких это пор в религии есть только одно божество, помогающее своим подданным, и два злокозненных? Представление у пруда сильно напоминало разыгрываемое чуть ранее на помосте, с той лишь разницей, что это должно было быть короче и гораздо менее нудным.
— Однажды люди, вынужденные сражаться
Локи размахнулся и с силой запустил плоскую серебряную монету. Она прыгнула то ли пять, то ли шесть раз, прежде чем опуститься на дно.
— С тех пор люди почитают Адоро; он приходил к избранным во снах и открыл им искусство обращения с луком, и не было для Арболя и Биенто большей напасти, чем последователи культа Адоро.
Рассказчик чуть приподнял лук, так что он оказался на грани воды и воздуха.
— После смерти Биенто и Арболь не оставили в покое мир живых, и вечно они пытаются отклонить стрелы последователей Адоро: коли появляется неожиданное препятствие на пути стрелы твоей — знай, это месть Арболя, а коли сильнейший ветер сносит стрелы, то проказы Беинто.
Локи бросил последнюю монетку в пруд. Рассказчик поднялся с колен, открыл глаза и повернулся к нему, вновь держа лук на вытянутых руках.
— Поэтому, прежде чем сделать выстрел, призови на помощь дух Адоро, добрый лучник, но сделай это так тихо, чтобы коварные Арболь и Биенто не услышали, — он замолк, а Локи принял из чужих рук мокрый лук. Рассказ и сама церемония не слишком то и поразили его. Он думал, что она будет гораздо красочнее.
— Войди в храм и взгляни на того, кто отныне будет покровительствовать каждому выстрелу, тобою совершенному.
Локи кивнул, осторожно прижал лук к груди, опасаясь, что каким-нибудь неверным движением может обидеть алькерийца. Пока он находится на территории воинственного народа, лук могут в любой момент отобрать.
Храм изнутри был очень темным. Несколько узких окон едва ли давали свет. Локи подошел к центральной фигуре идола, столь уродливой, что преклонять перед ней колени совершенно не хотелось. Он, бог, должен опуститься на колени перед светлым духом? Да, должен. Он предполагал, что за ним следят, а значит, надо соблюдать все правила. Отойдя на два шага от идола, Локи преклонился, положив лук перед собой.
— Адоро, я верю, что ты будешь моим спутником в каждой битве.
Голос звучал фальшиво, но на то была веская причина: ведь на самом деле этот лук не выпустит ни одной стрелы. Его повесят на стену к коврам, шкурам и рогам, и он будет висеть, напоминая о годах ученичества. Локи склонил голову, не зная, как еще следует умасливать идола. Он осмотрелся: стены храма украшало множество ковров, на которых красными и золотыми нитями были вытканы сценки из жизни братьев и сестры. На одном ковре юноши стреляли из луков, на втором женщина восседала на троне, на третьем шла война. Однако ни одно полотно не иллюстрировало самого главного: гибели Адоро от рук брата. Локи обратил внимание на то, что только Адоро изображен на всех коврах одинаково. Это был юноша, немногим старше самого Локи, очень светлый: со светлой кожей, светлыми волосами, голубыми глазами. Опять эти голубые глаза! А вот облик брата и сестры менялся от ковра к ковру. То их изображали брюнетами, то шатенами, то блондинами. Возможно, цвет волос был как-то связан с мифами. А мифов у народа алькеро было множество. Почти все они были посвящены пакостям Арболя с Биенто, от которых страдали благородные ваны. В отчаянии они взывали к Адоро, и покойник приходил на помощь живым. Целиком мифологию народа алькеро не знал никто. Они очень неохотно говорили о своей религии, и даже наставник, с которым Локи виделся почти каждый день, мало рассказывал о знаменитых братьях и сестре.
Царевич поднялся с колен, обошел идола и оказался у длинной лавки, на которой лежали стрелы с самыми разными наконечниками. Они не понадобятся луку, который проведет остаток дней на стене, но не взять ни одной нельзя — у воинов могут возникнуть подозрения. Локи схватил несколько первых попавшихся и уже хотел уйти, как вдруг заметил, что рядом со стрелами лежат маленькие книжки в переплете из телячьей кожи. Заинтригованный, он открыл книжицу на первой попавшейся странице, и увидел знакомую картинку: в луже крови лежал юноша, над которым склонился
У пруда все еще сидел его провожатый.
— Ты получил благословение Адоро? — спросил он.
— Думаю, да. — Локи понятия не имел, каким образом должен был получить благословение, но не расстраивать же бравого воина.
— Тогда закрой глаза.
И снова его осторожно ведут под руки. Когда он открыл глаза, провожатого уже не было рядом.
Вечерело. Улицы пустели, приближалось время ужина. Локи повернул было к дому, но потом передумал и свернул в темный проулок. Было еще одно место, куда он хотел заглянуть — лавка по продаже конфектов: ценнейшей сладости, производившейся только в Ванахейме и Мидгарде. В прошедший день царевич был настолько выведен из равновесия, что забыл о своей маленькой слабости, но ничего, момент еще не упущен — серебро все еще позвякивает в мешочке!
В детстве конфекты были желанной наградой. Отец всегда привозил одинаковые красные шарики с орехами внутри, и много лет наследники были уверены в том, что других не существует. Даже если царь брал их с собой на ярмарку, то никогда не водил в лавку сладостей. Когда же место отца заняла троица воинов и Сиф, то покупать сласти стало несолидно. Несколько раз Локи с Тором находили ту самую лавку, но зайти в нее не решались.
Где она располагалась, молодой царевич помнил смутно, но, в отличие от любой другой лавки, эту легко можно определить по запаху. Ни с чем не спутаешь волшебный аромат, источаемый сладостями, разложенными на полках! Локи запомнил его на всю жизнь и узнал сразу, как только оказался рядом с шоколадной фабрикой на Земле. Этот запах прогонял из головы все дурные мысли, а нежный вкус молочного чоколатля приносил незабываемое наслаждение.
Однажды они с Тором долго стояли на улице перед лавкой, не решаясь войти под дружный хохот друзей. Хозяин вышел к ним сам и принялся рассказывать про плод какао, в котором вырастало всего пять рядов светлых зерен бобов. Одно дерево давало в год только четыре плитки дивной сладости, поэтому она и была такой дорогой. Какао-бобы долгое время играли в Ванахейме роль денег, и до сих пор некоторые сделки проходили только с участием если не какао-бобов, то напитка настоящих мужчин — чоколатля — «пенной воды». Мужской напиток готовили десятком способов, смешивали в разных пропорциях какао, сахар, ваниль, перец, корицу, гвоздику — получали самые невероятные вкусы.
У ванов ходило поверье, что если станцевать на шелухе от перемолотых зерен какао, то потерянные жизненные силы вернутся. Также считалось, что темный шоколад способен продлить жизнь почти на четверть, и что едят его только целеустремленные и напористые существа, которые всегда добиваются поставленной цели. Однако царевичи Асгарда темный шоколад не любили, по крайней мере, в тот единственный раз, когда отец привез не красные шарики, а белые, съесть их дети так и не смогли.
Чудесный запах молотого какао витал около искомой лавки. Он ничуть не изменился с тех пор, как Локи бывал здесь в последний раз. Перед царевичем открылись врата Вальгаллы! Разноцветные коробки, стоившие дороже наполнения, покоились на полках, притягивая к себе жадные взгляды. Локи сразу бросился в глаза миниатюрный дворец Асгарда. Сколько же в него могло поместиться конфектов! Должно быть, несколько сотен. А драже, чайных печений, плиток чоколатля, засахаренных орехов!.. Глаза разбегались от великолепия разноцветных оберток, от ярких этикетов с самыми невероятными картинками. Мешочек с серебром приятно позвякивал на поясе, давая волю фантазии. Вокруг столько всего неимоверно вкусного, наполненного самыми разными начинками! Когда-то все началось с тертого миндаля — пралине, теперь же начинкой могло быть все, что угодно, даже алкоголь.