Локи все-таки будет судить асгардский суд?
Шрифт:
— Что заставило тебя вернуться? — мягко спросила Фригг. Она успела закутаться в накидку и усесться на большой плоский сундук с золотыми вставками, рассеянно перебирая пальцами по краю. Благодаря её осанке и взгляду простецкий сундук превращался чуть ли не в царский трон.
— Если ты к Одину, то его нет.
— Я не к нему, — Незваный гость задул свечку в руке ничего не понимающей Фулы — в комнате стало заметно темнее. — Я пришел к тебе, — тихо добавил он.
— Будь нашим гостем.
Фула неодобрительно скривила губы и хмуро взглянула на темную высокую фигуру. Сестра была настолько спокойна и приветлива, будто таинственный незнакомец вовсе не проник неведомым образом в женский чертог и не разговаривал с ней как с простой бессмертной. Само его присутствие здесь — нарушение всех мыслимых и немыслимых законов.
— Скажи мне только одно, наипрекраснейшая, — продолжил он, — ты знала о том, что твой муж приучает детей к пыткам? — в голосе нежданного гостя мелькнули нотки тихой ярости.
Фула пожалела, что не умеет обращаться в тень. Таинственный гость был не просто одним из отверженных: он был связан с изгнанником Локи, а значит, его появление в женском чертоге сулит сплошные неприятности! Если бы Фула была одна, то немедленно позвала бы стражу, но Фригг все так
— Я никогда не вмешивалась в обучение детей. Иггдрассиль подарил мне сыновей, а не дочерей. Настоящих мужчин должен воспитывать мужчина, поэтому меня не касались дела детей, вышедших из младенческого возраста.
— Надеюсь, что ты лжешь, — бросил в ответ незнакомец и в несколько шагов оказался подле царицы. Он не склонился, не пал на колени, а посмел сесть рядом! Но даже такая немыслимая дерзость не стерла с лица Фригг показного благодушия.
— Помнишь наш камень? — ни с того ни с сего спросил незнакомец да еще таким серьезным тоном, будто спрашивал об иноземном сокровище.
— Какой именно? — голос царицы выдавал вежливую заинтересованность.
— В жерле потухшего вулкана. Камень, о котором знали только ты, я и Один.
— Помню.
— Он изменился. Я едва узнал его.
— Камень изменился?
— Да. Встретимся завтра вечером у подножья вулкана. Там и поговорим. Милая, — незнакомец расплылся в таинственной улыбке, после чего повернул голову в сторону Фулы и легко кивнул ей, — спокойной ночи.
Он взмахнул рукой, погружая комнату во мрак.
Алгир наблюдал за самым опытным участником экспедиции — логистом. Можно было, конечно, спросить, как работает «те-ле-ви-зор» или «фо-то-ап-па-рат», но не демонстрировать же свои слабости потенциальному врагу. Лучше так, подглядывать исподтишка. Когда логист отворачивался, Алгир не всегда успешно, но усидчиво старался повторить его движения, потыкать в нужные кнопки, опустить верный рычаг. Никаких вопросов он не задавал, хотя в комнате находилась куча непонятных вещиц. А ведь это был не лабораториум очередного помешанного ученого, а жилое помещение. Придется долго смотреть и разбираться, что к чему в этих загадочных «гостиных», «кухнях» и «туалетах». В туалете стоял очень странный аппарат: он шумел, выдавал воду, которая никуда не текла! По всей квартире были просверлены какие-то дырки, что-то куда-то лилось, светилось от прикосновения, кричало без предупреждения. Дичь. Магия. Лучше не трогать. Пока. Но раз люди создали, раз освоили жалкие торговцы-логисты, значит и естественник сможет. А логист (как бишь там его? А, Эвар!) пусть пока поработает на общее благо, поучит чему-нибудь полезному. Языку, например. Этой жуткой пародии на мелодичный язык асов. Молдавский! Алгир не знал даже о существовании такого языка, а теперь был вынужден изучить досконально. Но ничего, он справится, выучит язык, а потом… Видно будет. Надо найти какой-нибудь укромный уголок и заняться своими… исследованиями, да. А, может, не заниматься? Может, жить себе безбедно? Без всяких мастеров, без контроля? Блажь: захотел — поработал, не захотел — спустил те деньги, которые в прошлый раз заработал. Захотел — пошел в ночной клуб (Эвар так расхваливал этот вид отдыха), захотел — поехал куда-нибудь далеко-далеко. Ни тебе ограждений, ни надоевшей сотни домов с одинаковыми жителями, следящими за тобой и перешептывающимися. В этом мире — не только невероятные технологии, но и невероятные возможности. И их надо изучить. В ближайшее время. А лучше пусть Ансур их исследует и набьет себе шишки, а он, разумеется, поддержит ее и пожалеет, вызнает всю точную информацию и пойдет вперед, оставив ее позади. Но это — в будущем, а пока надо спрятать Тессеракт подальше от временных партнеров. А на вопросы «Куда дел?» всегда можно ответить: «В надежное место». Так он обезопасит себя от попыток убийства со стороны Эвара и Ансур. Можно будет много чего себе выторговать за раскрытие местонахождения артефакта. В конце концов, пока деньги и эти, как их, счета в банке есть только у торгаша. Надо свои завести. И лучше на основе уже существующих.
Ансур не могла поверить, что ей удалось вырваться на свободу, а поселение осталось далеко позади. В последнее время магиологи стали выводить ее из себя. Их самоуверенность и беспричинная заносчивость порядком надоели Ансур и пробудили лишь одно желание: покинуть поселение и не слышать больше, насколько эти пустышки всемогущи и несравненны. Она решила для себя, что вернется только в одном случае: если ей позволят решить проблему рождаемости соответственно ее научным исследованиям. А если нет, то останется в мире смертных навсегда. И вряд ли ей придётся когда-нибудь пожалеть об этом.
Новый мир ошеломил с первых же мгновений своей необычностью. Портал выбросил их с Алгиром в квартире логиста, которая совсем не походила на длинные дома поселения. Было ранее утро, безумно хотелось спать, так что Эвар, не слушая возражений, втолкнул гостей в спальню и запер дверь. Но даже в одной-единственной комнате было такое количество диковинных вещиц, что ученые, с интересом разглядывая всё, что попадалось на глаза, вмиг позабыли об усталости. Жесткие лавки не шли ни в какое сравнение с мягкими кроватями, застеленными огромными одеялами, белоснежными простынями и пышными подушкам, которые раньше Ансур видела только на картинках. На полу лежал великолепный бархатистый ковёр темно-вишнёвого оттенка, у стены красовался вертикальный шкаф со странной одеждой из неведомых материалов, а на выбеленном потолке висела люстра, озарявшая ярким желтоватым светом все помещение. Та самая люстра, ради которой полпоселения озаботилось проблемой электричества. Ансур невольно вспомнила, какую малую пользу приносили тусклые свечи, с помощью которых едва можно было различить чей-либо силуэт. В Мидгарде же яркий свет включался или погасал по велению всего одной кнопки, вмонтированной в стену. Это было невероятно!
Пресытившись впечатлениями, даже не посмотрев из окна на незнакомый молдавский город, в котором им предстояло жить и учиться, ученые заснули, повалившись на неразобранные кровати…
Утром Ансур не хотелось открывать глаза: она страшилась того, что вновь увидит темный потолок и деревянные стены родного дома. Но, к счастью, потолок сиял белизной, а стены украшала бумага в мелкий цветочек. Побег все же удался! Целительница, радуясь тому, что это не прекрасное сновидение, а явь, медленно огляделась, наслаждаясь каждым мигом в новом для нее мире. Рядом не было ни Эвара, ни Алгира, зато в углу стоял неприметный открытый шкаф с книгами. Вчера Ансур была
Перед внутренним взором вспыхивали самые чарующие образы, уносившие Ансур в далёкие неведомые миры. Она, увлеченно перелистывая страницы и пробегая глазами по строчкам текста, забыла обо всем. То Эвар, то Алгир пытались дозваться до нее, но без толку. Она, завороженная историей, шла, куда звали, ела, что предлагали, совершенно не отрываясь от книги. Чувствовала она себя не очень хорошо: ее предупреждали, что воздух Мидгарда ужасен, но даже плохое самочувствие не было достойной причиной для того, чтобы отложить книгу в сторону хотя бы на несколько мгновений.
Эвар милостиво показал полку с научной фантастикой и оставил Ансур в покое. Алгир еще пытался вовлечь ее в разговор, даже выхватил книгу из-под носа, но дело кончилось таким скандалом, что ему пришлось в спешке ретироваться. О медицине Ансур больше не вспоминала.
Только подъехав вплотную к вулкану, Фригг сняла заклятие невидимости, которое наложила, опасаясь вовсе не Хеймдаля, который не имел права за ней следить, а случайных прохожих и путников. Следовало проявлять как можно большую осторожность, ведь никто, даже Один, не знал, что царица в совершенстве владела этим древним и, как считали многие, утерянным навыком. Одни маги умели держать заклятие невидимости, не двигаясь с места, другие могли передвигаться, но тратили на щит столько сил, что через несколько минут были вынуждены сбросить маскировку. Идти часами, держа заклятие, не мог никто. Кроме Фригг. В отличие от врожденных способностей к целительной магии, силы магии пространства проявились только после третьих родов. Рождение Тора сильно изменило жизнь немолодой царицы, отчаявшейся выполнить свое предназначение и подарить миру хранителя Мьельнира. Все считали, что она чуть не погибла при родах, но это было не так. Правду знал только Один и скрывал ее ото всех, в первую очередь от Тора. Фригг прекрасно видела, что муж действительно отдает предпочтение родному сыну, своему любимцу, наследнику, своей точной копии в молодости. Локи же не имел к царской семье никакого отношения и не походил на остальных ни внешностью, ни характером, ни способностями. Он был другим, и его чужеродность замечали с первого взгляда. Правда, такие мелочи не мешали Фригг относиться к сыновьям одинаково, только вот никто не знал, как именно. Тор в детстве был уверен, что мать предпочитает Локи, и страшно ревновал, но на самом деле он просто не понимал, насколько предвзято к полукровке относится Один. У Локи, в отличие от Тора, было объективно много недостатков. Слабый, тихий, болезненный, с телом, непохожим на тело обычного аса. Заниматься с ним мечом или копьем было почти невозможно, что доставило немало хлопот. Так что Фригг врала про безразличие к обучению детей. На самом деле она пристально следила за ними. Именно она, изо дня в день наблюдая за удрученным приемным сыном, которого преследовали нескончаемые неудачи в попытках научиться искусству боя, подбадривала Локи и убеждала его в том, что противиться природе бесполезно, что если ему довелось родиться слабым, то придется приложить много усилий для того, чтобы достигнуть успехов брата. Пусть и не сразу, но ей удалось донести эту идею до мальчика. Локи прислушивался к ней. Она была для него не просто матерью: она была богиней, причем, в отличие от Одина, которому нравилось играть роль сурового бога-карателя, который даже не скрывал, что получал удовольствие, доводя детей до отчаяния, не применяя физического насилия, Фригг нравилась роль мудрой советчицы. Она никогда не испытывала радости, лаская детей, и старалась делать это как можно реже, а вот помогать словом, убеждать в чем-либо, подбадривать, наблюдать, как ребенок, отрок, подросток следует ее наставлениям, — это было приятно. Возможно, все дело было в том, что Один редко слушал ее, чаще поступая по-своему, а приближенные выполняли ее волю только потому, что она царица. И лишь сыновья действительно нуждались в её поддержке и были искренне благодарны за оказанную помощь. Не потому, что Фригг имела влияние благодаря своему статусу, а просто потому, что считали её своей опорой. Отец мог наказать, мать — защитить. Эти роли были продуманы незадолго до того, как дети научились говорить. Один должен быть стать воплощением справедливости, Фригг — воплощением милосердия. И если ей казалось, что дети ведут себя неподобающе, она никогда не ругалась с ними лично, всегда предоставляла это право мужу. Она не приносила детям боли, редко давала утешение, а вот совет — всегда.