Локи все-таки будет судить асгардский суд?

Ершел

Царевич с настороженным удивлением посмотрел на страшного собеседника.

— Разве мы с тобой обсуждаем политику тет-а-тет? — спросил он подозрительно. — Не ты ли говорил, что когда мы вместе, то забываем, кто мы и что нас разделяет Радужный Мост?

— Я лишь хочу тебе помочь, — Тень нарочито медленно, но при этом плавно сняла теплые перчатки, обнажив белоснежные, словно снег с вершины горы, руки. Кожа так искрилась на свету, что возникали сомнения, кожа ли это вообще. — Я и сам хотел предложить Лафею поддержку Асгарда в деле завоевания части Мидгарда. Я уполномочен заключить с ним договор. Но ты же помнишь, что случилось третьего дня? Мне пришлось слиться со стеной и позорно бежать от его гнева.

— Отец бывает чересчур вспыльчивым, —

по тону было понятно, что вспыльчивость отца и царевичу приносила беды. — Но если речь идет о захвате, то можно попробовать.

— Можно, — Тень медленно положила руки на плечи етуна.

— Ты что! — Он дернулся в попытке разорвать контакт, но Тень не позволила. Она, будто и в самом деле каменная, удержала ледяного гиганта на месте, при этом даже не шелохнувшись. — Поранишься, обожжешься!

— Я не пострадаю. Я ведь тень, — потустороннее существо заглянуло в глаза етуну, словно гипнотизируя. На маске не было щелей для глаз, но взгляд чувствовался. Он был вязким, обволакивающим. Казалось, что даже после окончания визита он останется на теле и его невозможно будет смыть. — Я ведь знаю все твои сокровенные желания. Ты хотел, чтобы я хоть раз дотронулся до тебя, ты хотел знать, что я скрываю под маской. Ну же, сними ее — и ты поймешь, почему я ее ношу, — каменный голос вдруг зазвучал столь соблазнительно, столь маняще, столь убедительно, что устоять перед ним было просто невозможно.

Етун чуть дрожащей рукой приподнял почти невесомую маску, еще недавно казавшуюся монолитной. Ему открылось белоснежное, искрящееся под стать рукам лицо. На нем выделялись большие глаза с вертикальными зрачками и ярко-фиолетовой радужкой, почти полностью заполняющей белок. Такого же цвета были и губы — столь же тонкие, как и у маски. Гринольв не смог определиться, что производило больший эффект: двигающий губами кусок камня вместо лица или само лицо, столь отвратительное и ни на что не похожее.

— Приятно познакомиться, — успела произнести Тень, слегка обнажив острые кончики черных зубов, прежде чем етун вернул маску на место и в ужасе отдернул руку. Если бы он не сидел, то точно упал бы, неловко поскользнувшись на ледяном полу.

— Как же ты уродлив! — царевич испуганно сглотнул. — Но ведь папа видел тебя совсем другим на том приеме в Юсальвхейме… Ты был там без маски!

— Он видел маску, похожую на лицо, а ты видишь меня настоящего, — Тень сняла руки с плеч етуна и отлетела к стене. Она вроде бы шагала, но при этом не издавала ни малейшего звука. — Пусть отец вызовет меня на переговоры, мы обговорим совместный захват Мидгарда, и мама больше не будет над тобой насмехаться. Я верю, что когда-нибудь наступит такой день, когда моя помощь тебе больше не понадобится.

— И ты больше не придешь? — Етун аж вскочил на ноги от волнения, тут же оказавшись в два раза выше Тени, но ничуть ее не смутив.

— Я прихожу, когда нужна, — произнесли каменные губы как само собой разумеющееся, а Гринольва перекосило от омерзения. — Ну, а сейчас пойди и отдохни или займись делами. Всегда помни, что утро вечера мудренее. Обдумай мои слова, а я всегда буду рядом.

С этими словами Тень медленно легла в распростершуюся на полу тень етуна, слилась с ней, а потом и вовсе исчезла, оставив противоречивые чувства как у царевича, так и у наблюдателя.

Рядом с Гринольвом возник Один.

— Не пройдет и полугода, как Етунхейм нападет на Мидгард, Тень выкрадет копию сепаратного, заключенного втайне от других миров союза. Я поведу войско Асгарда защищать Мидгард от етунов. В той войне мы с Тенью убьем всех сыновей Лафея и разрушим процветающий Етунхейм до основания. Так закончится могущество етунов — второй, а в чем-то и первой державы Девятимирья.

Один торжествующе замолчал.

— Как Тень добилась такого влияния на царевича? — с недоверием спросил Гринольв. — Она ведь ас и твоя тень, то есть по определению враг.

— Тень появлялась каждый раз, когда ему было плохо, на протяжении

многих столетий, — ответил Один. — Она далеко не сразу рассказала о себе правду, он думал, что она добрый дух, эльф, филия — кто угодно. Тень меняет свой облик кардинально, ее невозможно узнать, если она того не желает. Когда она рассказала правду, то придумала целую историю о связи, о дружбе, чуть не о родстве именно этого брата лично со мной, о рождении под какой-то великой звездой. Я не помню, что она ему плела, но наплела убедительно.

— Как она умудрилась до него дотронуться и не сжечь руки до кости? — спустя мгновение спросил Гринольв.

— Сожгла и именно до кости, — подтвердил Один. — Но она знала, что так будет. Тень предусматривает любое развитие событий. Она вколола себе мощнейшую заморозку, а много слоев грима сохранили форму рук. Раны у нее после того случая были ужасные, но игра стоила свеч… Тень никогда не жалела себя и своего здоровья, хотя, как ни парадоксально, боялась боли и старалась обезопасить себя от нее всеми средствами.

— И не было никого во всех девяти мирах, кто мог бы с ней сладить? — с сомнением протянул Гринольв.

— Отчего же, — Один усмехнулся милым воспоминаниям. — Была. Женщина. Одна-единственная. Ты сейчас сам увидишь.

Прежде чем Гринольв задал следующий вопрос, декорации сменились: он оказался в Асгарде, в девичьих покоях. За столом сидела молодая девушка, удивительно похожая на царицу. Она варила травяную вкусно пахнущую настойку — по комнате распространялся чудный аромат. Был полдень, так что девушка почти не отбрасывала тени и лишала Тень возможности появиться привычным способом. Однако для мага не было ничего невозможного. В одно мгновение он появился за спиной девицы и положил синеватые руки ей на плечи, резко разворачивая к себе и впиваясь в пухлые розовые губы страстным поцелуем. Девица вовсе не удивилась, а, напротив, будто только этого и ждала, с не меньшей страстью ответила на поцелуй и, изящно выполнив подсечку, повалила высоченную Тень на златой пол, надежно оседлав ее грудную клетку и схватив за запястья. В этот раз гроза Девятимирья явилась в костюме юсальвхемского покроя с редкими вставками бирюзового, под цвет тонких губ. На лице красовалась ослепительно белая, под стать наряду, маска, закрывающая лишь верхнюю половину лица. Глаза без радужки и с очень маленьким зрачком смотрелись, по меньшей мере, страшно, так что любая девица любого мира уже давно потеряла бы сознание от испуга. Но эта девушка — будущая царица — не испытывала и намека на страх. Она ловко распустила сложную прическу одной рукой, другой продолжая крепко держать синеватые запястья над головой любовника. При этом она и на миг не оторвалась от бирюзовых губ. Когда ее свободная рука начала теребить сложные застежки многослойного костюма, Тень попыталась вырваться, прервать поцелуй и освободиться, но барышня, проявив несвойственную слабому полу силу, удержала ее на месте. В знак недовольства она куснула ее за губу и продолжила раздевать. К большому сожалению, одной рукой делать это было крайне неудобно. Ей пришлось оторваться от желанных губ и освободить руки жертвы, однако она осталась гордо восседать на пленнике, всем видом показывая, что она тут главная.

— Прекраснейшая Фригга, мы же еще не женаты! — с притворным ужасом возопила Тень, выставив руки в сдающемся жесте. — И мне надо идти к Одину.

— Я скоро стану твоей женой — это раз, — девушка приложила палец к губам мужчины, вынуждая молчать. — Ни к какому Одину ты не пойдешь — это два, — она поставила вторую руку возле головы Тени и немного подалась вперед. — Если ты ему нужен, пусть сам приходит ко мне, он знает, где тебя искать, — приказным тоном произнесла она.

— И от тебя несет кровью, — добавила она холодно. — Мне пора залечить твои раны. Разденься же, наконец! — Фригг скрестила руки на груди. Выглядела она не на шутку рассерженной, но слезать с жениха, чтобы дать ему хотя бы призрачную возможность исполнить повеление, вовсе не собиралась.