Локи все-таки будет судить асгардский суд?
Шрифт:
Угроза прозвучала столь спокойно и обыденно, будто убийства были для Ивара в порядке вещей.
— Ты… не сможешь, — у Берканы перехватило дыхание. — Нет, не сможешь.
— Не знаю, — пожал плечами Ивар. — Я уже однажды был осужден за убийство.
— За убийство? Ты? — переспросила Дочь Одина. Час от часу не легче.
— Но я не знаю, совершил ли я его, — задумчиво продолжил ученый, вспоминая далекое прошлое. — Может быть, и нет, может быть, и да. Но сейчас мне кажется, что я бы смог убить тебя. Я не знаю. Не проверяй. Я так странно себя чувствую.
— Ты болен.
— Тогда мне точно к Менглед. Ну же, liebe Беркана, не будь столь сурова и хмура. Пожалуйста, будь благоразумна. Я, наверное, не желаю причинить тебе зла.
— А, я, наверное,
— Я ведь не держу.
Одинсдоттир бросила прощальный взгляд на каскет и медленно направилась к двери, не сводя глаз с Ивара. Ей казалось, что он в любой момент на нее бросится и зарежет на пороге; что гипотетическая улыбка превратилась бы в злобный оскал, выказывая истинные эмоции аса, который всё время улыбается. Беркана не могла поверить, что благополучно добралась до двери и вышла на улицу. Она дрожала, была настолько измучена, что готова была упасть прямо в снег. Ивар, ее бывший друг, находился во власти каких-то неизвестных существ. Надо помочь ему, спасти, но что она может сделать? Сказать мастерам? А вдруг Ивар разнесет все поселение. Или его изгонят. Или убьют. Беркана понимала, что от ее решения зависит многое, но единственное, что она сделала, это вернулась к Алгиру и попросила понаблюдать за Иваром. Целитель недовольно пробурчал, что и так наблюдает и что лучше бы вернулся Хагалар, без которого вокруг царит хаос.
— Я отправляюсь во дворец вместе с Гери, — сказала Беркана походя. Мысль о поездке не вызывала больше испуга. Напротив, она стала единственным спасением от опасного духа, захватившего тело дорогого друга. А уж косые взгляды в свою сторону она переживет. Наденет шляпку с вуалью. Пускай в Асгарде так не принято, зато лица ее никто не увидит.
— Ты едешь во дворец? — встрепенулся Алгир
— Да. И Хагалар попросил меня взять с собой книги и оборудование.
— Хагалар, — процедил сквозь зубы Алгир, и видно было, что он принимал какое-то очень сложное решение. — Я поеду с тобой. И сам поговорю с Хагаларом по душам.
— Поедешь со мной? — Беркана оторопела. Она вовсе не ожидала такого попутчика. — Но как же Ивар?
— Это моё дело. Я отдам соответствующие приказания. Собирайся, — велел он таким тоном, каким обычно разговаривал с глупыми медичками.
Беркане ничего не оставалось, как подчиниться. События сменяли друг друга слишком быстро. Она так долго раздумывала, с кем бы поехать, но никого не нашла, а тут вдруг спутник сам объявился. Какие еще сюрпризы ожидают ее за этот длинный сумбурный день? И что ожидает ее в новом году, чьё начало ознаменовалось таким количеством несчастий?
Что бы ни говорили психологи, социологи и прочие ученые мужи, любящие потрепать языком, для большинства детей развод родителей — настоящая трагедия. Особенно когда ребенку лет десять: он уже все понимает, а родители являются для него непоколебимыми идеалами, стеной, за которой всегда можно спрятаться. И вдруг в один ужасный день мелкие ссоры превращаются в неразрешимые конфликты, неприязнь — в открытую ненависть, а легкое недоверие — в лютую ревность. Особенно ужасно, когда трагедия происходит в маленьком городке, где все всех знают и сплетни ходят по кругу. Например, в Рованьеми, в городе Йоулупукки, который у путешественников ассоциируется исключительно с радостью и сказкой.
Йохану не повезло потерять отца в возрасте именно десяти лет. Еще больше не повезло ему с матерью, с которой он остался по решению длительного судебного разбирательства. Уже не молодая женщина тратила все силы на поиски нового мужа и почти не замечала сына. Поиски шли два года и увенчались полным успехом. Новый муж и новый папа — успешный работник незначимой для ребенка промышленности — вошел в их жизнь. Он был чрезвычайно высок, бледен, холоден, строг, но обладал незаурядным чувством юмора и знаниями, превосходящими даже знания прадедушки. Сначала отношения не заладились, но постепенно Йохан приспособился к нехитрым правилам,
Новый две тысячи четырнадцатый год начался для Йохана с поездки в родные земли. Он собирался навестить семью на Рождество, но неожиданные дела задержали его, хотя он клятвенно пообещал матери, что приедет. Нарушать свои обещания он не любил, поэтому договорился, что в школе его на неделю заменят, а сам сел в самолет, который несколько часов спустя доставил его в старушку-Европу.
Дома его ждали и мать, постаревшая, но отчаянно молодящаяся, и отчим, который, как казалось Йохану, нисколько не изменился за пятнадцать лет брака. Ближе к вечеру приехали бабушка, дядя и двоюродная сестра с мужем и ребенком. Собралось небольшое веселое застолье, во время которого отчим не выпил ни капли и знаками велел пасынку не пить. Йохан удивился, но вспомнил, что тот никогда ничего не просит просто так. В детстве его просьбы казались приказами, и первые годы Йохан отчима скорее боялся, чем любил, но потом они притерлись друг к другу.
В Америке январь был временем плохой мокрой погоды, зато в Финляндии снега было столько, что хватило бы на три Америки. Йохан скучал по снегу, поэтому, как только жаркое и картошечка перебрались в холодильник, он предложил погулять и слепить снеговика. Однако родственники только замахали на него руками. Они-то к снегу привыкли и с гораздо большим удовольствием обсуждали последние новости, чем наслаждались морозом. Даже троюродный брат не захотел играть, потому что вот-вот должны были подать мороженое со сливками. Йохан решил предпринять вторую попытку после десерта, но вдруг услышал:
— Я пойду с тобой.
Отчим с трудом встал из-за стола, отодвигая тарелку.
— Нам есть, о чем поговорить.
Йохан кивнул. Он любил говорить с отчимом наедине, потому что тот всегда высказывал нетривиальные суждения и мысли, до которых сам молодой человек никогда бы не додумался.
Они вышли на лужайку, покрытую в теплое время года ковром трав и цветов. Йохан принялся лепить большой снежный ком, параллельно рассказывая об успехах своих учеников в математике и про их заинтересованность в физике. Некоторые из его первых выпускников поступили в престижные вузы и благодарили его за прекрасные уроки либо лично, либо по почте. Отчим слушал, не перебивая, порой задавая уточняющие вопросы, и Йохан искренне радовался его заинтересованности.
— Послушай, — внезапно перебил его рассказ отчим, отделяясь от стены и вылепляя голову снеговику идеально округлой формы, — как бы ты отнесся к дополнительному заработку, который составил бы… сто тысяч евро в месяц чистым золотом?
— Э? — Йохан повернул голову. — Сто тысяч? Золотом? Пап, во что ты ввязался?
Перед его мысленным взором встали наркотики, ИГИЛ, прочие террористические группировки, черный рынок рабов и только в самом конце — работа на правительство не то США, не то Финляндии.