Локи все-таки будет судить асгардский суд?
Шрифт:
— Ты знаешь, кто такой Локи на самом деле?
— Сводный брат Тора.
С какой легкостью девушки произнесли эти слова! То, что Локи до сих пор не мог полностью в себе принять, для них было лишь кратким вопросом и не менее кратким ответом. Сводный брат! О да, сводный брат. Забыли добавить, что дитя поверженных монстров и по их меркам урод, потому что маленький, слабый и не выдерживающий холод… Внезапно Локи пришла в голову мысль, что, быть может, в своем втором облике он с легкостью выдержал бы любой мороз и не болел бы постоянными пневмониями. Проверить захотелось немедленно, но каскет остался в поселении.
— А если ты знаешь, кто он, то почему считаешь, что он неудачлив? —
— Не понимаю. Объясни, пожалуйста, — Джейн придвинулась ближе, демонстрируя заинтересованность в судьбе чуть ли не кровного врага. Если бы она была воином, Локи бы давно вызвал ее на поединок, но Джейн не умела даже прясть, так что и в женском соревновании проиграла бы, что уж говорить о мужском. Заступиться за ее честь тоже было некому: родители не то умерли, не то прекратили всякое общение, а более дальние родственники в Мидгарде считались родственниками только в случае смерти одного из них и дальнейшего раздела имущества. Вот Брюс Беннер мог и имел полное право вызвать на бой неудачливого завоевателя, но он отказывался даже от дружеских поединков и не думал об отстаивании чести своего города, из чего напрашивался вывод, что разгромленный город не был его родиной, и он сработал как наемный солдат, лишенный понятия чести.
— Тор родился у царя и царицы Асгарда, — донесся тихий голос Берканы, и Локи снова обратился в слух. — Это не удача, это случай, судьба, а Локи в младенчестве вместо того, чтобы погибнуть, как старшие дети царя ледяных гигантов, превратился в младшего сына Всеотца — властителя всех миров нашей галактики. Разве можно представить себе большую удачу? У Одина за его долгую жизнь были десятки, нет, сотни родных детей, но все они остались ни с чем, а Локи — дитя, обреченное на смерть, — стал наследником межгалактического, на вашем языке, трона! Его растили не как заложника и раба, а как сына Одина — его сделали асгардцем и членом царской семьи. Разве можно представить себе большую удачу? Ведь от младенца ничего не зависело, он ничего не мог сделать. Его удача — это удача его родителей. Она передается по наследству.
— Подожди, подожди, кажется, его родители проиграли войну Асгарду, — вмешалась Джейн, — то есть они точно были неудачливы.
— Да, верно, проиграли, и его мать погибла, но это было потом. Родился Локи во времена етунхеймского могущества и успел перенять удачу родителей до того, как они ее лишились. Понимаешь? У людей остались отголоски былого учения об удаче. Вы же гордитесь успехами своих маленьких детей? Только гордитесь неосмысленно, считаете, что раз это ваш ребенок, то он хорош. У вас остались проявления того, древнего понимания удачи, но вы не понимаете сути. Зато ваши чувства вас не обманывают: вы откуда-то знаете, ваше сердце говорит вам, что именно ваш ребенок — лучший в мире.
— Ты хочешь сказать, что вы гордитесь успехами своих детей, потому что ваша удача перешла им, а, значит, это вы удачливы, а вовсе не они? — наморщила лоб Джейн.
Беркана радостно закивала, удовлетворенная тем, что ее объяснение наконец-то приняли.
— Верно. И удачу можно потерять, если ты поступаешь неправильно. Так и случилось с Лафеем и Уллой. Так должно было случиться с Локи, но он пока удачу не полностью потерял, тем более что мы не знаем, что произошло год назад, но точно знаем, что он выжил в Бездне, где до него погибали все, кроме Хагалара. Он проиграл вашу битву, но семья приняла его, отец не изгнал его в мир отверженных. Вот там живут те, кто потерял не только удачу, но и надежду снова ее обрести. Там невыносимо ужасно. Но я не могу тебе объяснить. Ты меня не поймешь.
— Почему
— Ты очень привязана к вещам, — едва слышно прошептала Беркана, отодвигаясь к подлокотнику. — К гребням, тканям и трезубцам. В поселении все это есть. На твой вкус там хорошо жить.
— Но есть какой-то подвох. Какой? — предприняла еще одну попытку Джейн, но Беркана замолчала, и он нее больше не удалось ничего добиться. Локи стало скучно слушать неумелый допрос. Джейн добилась лишь того, что подружка позорно ретировалась, даже не извинившись. Царевичу хотелось лично рассказать Джейн в подробностях обо всех мерзостях поселения, но он не решился. Смертная его не послушает, завяжется спор, ссора, в которой виноват окажется он. Отец и так сегодня объявил, что он по определению виноват во всем, только еще не хватало подать повод для новых обвинений.
— Ладно, спрошу у Хагалара, — пробормотала Джейн, допивая воду из кубка.
Эта идея Локи еще меньше понравилась. Старый маг возведет стены лжи, и не факт, что эти стены одобрит воспитанник Одина. Локи до сих пор не разобрался, работают ли они с Хагаларом сообща или друг против друга. Что маг думает о приезде смертных в поселение — узнать тоже не представлялось возможным: у всех стен есть уши, особенно у Гладсхеймских. За любым окном мог скрываться ворон, в любом углу могла притаиться Рататоск. А еще везде шныряли любопытные дворцовые асы. Локи ломал себе голову, как не допустить встречи Вождя со смертной, но пока ему не пришлось ничего предпринимать: Хагалар весь день не высовывался.
Тем же вечером Локи готовился ко сну, когда слуги доложили, что мать просит аудиенции по поводу какого-то сверхсрочного дела, которое никак не подождет до завтра. Царевич велел подать одежду, про себя костеря надоедливых родственников и слуг. Раз мать явилась почти ночью, значит, с дурными вестями, возможно, даже и о Хагаларе — ведь только о дурных вестях объявляют при свете факелов. Закончив наводить марафет, царевич вышел в приемные покои и в первое мгновение увидел скелет, который не сразу сменился обликом неродной матери.
— Локи, как ты себя чувствуешь? — царица, живая и здоровая, не подходила близко — нутром чувствовала, что что-то не так.
— Всё было хорошо, пока тебя не было.
Ответ Локи прозвучал чересчур грубо, но у него не было желания сплетать слова в витиеватую бахрому.
— Мама, скажи, ты ведь не имеешь никакого отношения к драугам, верно?
— Я не драуг, что ты.
— А к другим проявлением смерти ты имеешь какое-либо отношение?
— Зачем ты спрашиваешь? — родной голос показался Локи чуточку более строгим, чем обычно. — Ты же знаешь, что я отвечу «нет», но если я отвечу «да», то что ты будешь делать?
Локи промолчал.
— Мой ответ ничего не изменит.
— Да, наверное, — согласился царевич просто потому, что от него ожидали согласия. — Ты пришла только для того, чтобы осведомиться о моем здоровье?
— Нет, — печально покачала головой царица. — Я здесь, чтобы усыпить тебя. Завтра ты отправишься в Бездну.
— Вот как, — Локи жестом пригласил мать в спальню и отослал полусонных слуг. — И ты здесь, чтобы подготовить меня? Какая забота!
Он ожидал от себя другого: хотя бы страха перед усыплением и неизбежной участью, но почти все сильные разрушительные эмоции оставили его, кроме злости на отца, которую он без зазрения совести выказывал матери. Напускное спокойствие и вязкость сознания явно имели магическое происхождение.