Локи все-таки будет судить асгардский суд?

Ершел

Показательно стелющийся под союзников и соперников Локи, действующий исподтишка, обманывающий и скользящий меж препятствий, никогда не будет достоин молота.

И все же с Локи Фригг проводила гораздо больше времени, чем с Тором, пускай и не по своей воле, а по чужой просьбе и из-за многочисленных болезней. Она знала, что Локи безмерно ее любит. Настолько сильно, насколько боится отца, с которым предпочитает даже не оставаться наедине. Впрочем, этот животный страх не мешал болезненной любви, напоминающей обожествление. Локи во всем стремился походить на отца, словно на кумира, о чем прямо заявлял матери. Ее он не ставил на один уровень с богом,

считал чуть ли не равной себе и не замечал холодности и отчужденности — ее давнишних спутников. Тор тоже проявлял поразительную слепоту, свойственную только детям, обожающим мать и не видящим в ней никаких недостатков. Сыновья были похожи в своей невнимательности. К радости царской четы.

Когда-то давно они с Одином посчитали, что, дав ребенку имя после того, как на него наслали проклятье, они уберегут себя и других. Но все случилось иначе. Тень исчезла, потом распался триумвират, вершивший судьбой Асгарда почти два тысячелетия, а детская дружба-привязанность наследников друг к другу постепенно сошла на нет, уступив место вражде и соперничеству. Священная Жертва принесла много бед Одину и Тору, но царице ничего плохого не сделала. Возможно, потому, что она никогда не покорялась судьбе, а старалась переменить ее. Ее жизнь могла сложиться иначе, и не Фула прислуживала бы ей, а она Фуле. Если бы не библиотека…

Оглядываясь на первые тысячелетия своей жизни, Фригг сомневалась, что поступила правильно: она обманула того, кого когда-то любила, хотя ей и не впервой было обманывать. Она приняла в семью чужого ребенка, который должен был погибнуть. Она буквально вырвала его из Хельхейма, и эта дерзость дурно отразилась на доме Одина. Своего родного ребенка, их с Одином первенца, она не спасла, зато спасла чужого от той же болезни, сделала своим, и вот как он отплатил ей за тепло и ласку:

— Все было хорошо, пока ты не пришла!

Фригг не трогали подобные юношеские дерзости, но она не этого желала, не об этом думала, когда предлагала Одину сделку. И уж вовсе не такого Локи она ожидала увидеть после возвращения из Мидгарда, после того, как она лично направила к нему помощь через пространство и время, не поверив супругу, подтвердившему, что сын погиб в Бездне. Вернувшийся Локи не походил на прежнего. Он был грубым и безумным. Но сейчас его характер напоминал прежний, а внешность вернулась под влиянием потусторонних сил. Стоит ли спасать нынешнего Локи ценой невероятных усилий ради выживания оболочки, суть которой видимость? Смеют ли боги надеяться на упущенные возможности? Фригг не знала. Но ей хотелось узнать, поэтому она аккуратно присела рядом с мужем, дотронулась до его виска и попробовала последовать за ним в ту самую пучину, где скрывалось сознание Локи.

Локи очутился на Мосту. Спиной к нему стоял незнакомый ас в черных одеяниях.

— Кто ты? Кого я увижу, когда ты обернешься? — решительно спросил царевич, которому надоело пассивно наблюдать: он жаждал действовать.

— Приблизься ко мне, — приказал незнакомец, не оборачиваясь. Локи пришлось обойти его по кругу. Он впервые в жизни видел этого асгардца, но рассмотреть толком не успел: тот поднял бесцветные глаза, буквально приковавшие к месту.

— Взглянув мне в глаза, отвечай, если ли мудрость в том, чтобы отвернуть любовь?

— Чего? — недоуменно протянул Локи. — Какую любовь? Чью?

— Что ты знаешь о проклятой бесплодной любви?

— Ничего, — резко ответил царевич, с трудом обрывая зрительный контакт.

— Как же ты одинок, — досадливо пробормотал незнакомец. —

Я чувствую твою боль. Мы похожи: слова опустели, мечты не сбылись — остались лишь горечь на дне памяти да боль старых ран, которые не затянулись. Ты жалок и унижен Одином. А я был им хуже, чем убит: представь вечное одиночество и пламя, которое в тебе порой разгорается: жизнь не кончается, но и смерть не кончается. Я вынужден был принять свою долю, проклиная собственное бессилие. Я вынужден вечно страдать. Но ты не должен. Я знаю, что рано или поздно ты устанешь скрывать под молчанием свой огненный крик и выбранный лично тобою путь. Ты уйдешь скитаться, а я останусь здесь навечно, как сказал Один. Когда-то мы были как братья, а ты пока еще его сын. От меня до тебя только шаг, всего лишь один миг — помни об этом. Расплата за один шаг — ты останешься один навсегда… Мой господин, — прибавило существо подобострастно, — отдай мне свой огонь.

— Зачем тебе мой огонь? — не понял Локи, но незнакомец уже переключил внимание на новое действующее лицо. Царевич не удивился появлению отца, как не удивлялся ничему, происходящему вокруг.

— О, господин, сможешь ли ты полюбить меня так, как когда-то решился убить? — некрасивое лицо исказилось гримасой. — Ты хоть знаешь, что сделал со мной, когда призвал мою душу?

— А что сделал ты сам, запятнав свою душу кровью? — в тон ему ответил Один. — Ты сам подписал себе приговор, а ведь мог бы встать рядом со мной, стать равным мне. Но после всего, что случилось, после всего, что произошло между нами, подумай, кто мы: два друга, два брата или два связанных навечно врага? Ответы лишь в тебе самом, заключенные в твоей вечно сомневающейся душе.

— Ты велик и мудр, Один, а я словно прах у твоих ног, — незнакомец, в отличие от Локи, понял, что Один имел ввиду своими странными речами. — Верни же мне свободу! Позволь мне стать самим собой! Позволь смотреть с тобой на далекие звезды! Позволь мне стать твоей птицей — неба Асгарда хватит на двоих. Вспомни, ты ведь сам рвался меня создать. Сам!

Незнакомец замолчал. Молчал и Один, а Локи обратил внимание, что в этот раз отец не был полупрозрачным, в отличие от своего непонятного собеседника.

— Зачем ты снова молчишь? — выпалил незнакомец, сжав кулаки. — Считаешь, что я дерзок, потому что смею стремиться к своей мечте? Тогда ответь, зачем ты меня создал? Зачем ты создал Локи? Его ты также наградишь, как и меня: запрячешь в Бездну? Отрежешь ему крылья и сбросишь вниз, наслаждаясь еще одной великолепной смертью? Ответь! Зачем ты нас создал?

Хагалар делал ставки, почувствуют ли его слежку сильнейшие мира сего. Сначала несравненный Один стоял в задумчивости подле Локи, потом прекрасная Фригга повторила его маневр. Божественные родители не произнесли ни слова, ни один мускул не дернулся на их лицах, но оба они отправились в память Локи. И на что надеются?

Вождь решил довольствоваться собственной памятью. Не лезть в чужую, не стоять у постели, а сидеть в кресле в дальней башне Гладсхейма и наблюдать со стороны. Закинув ногу на ногу, он сложил руку в локте и опустил на нее голову. Получилась неплохая поза мыслителя. Он не сомневался, что правящая чета размышляла о Локи и его судьбе. И это еще называется «родители» — сперва мучили собственного, ну ладно, почти собственного ребенка всеми возможными способами, а теперь, когда ему нужна помощь, рассуждают о чем-нибудь наверняка трансцендентальном. Зато Хагалар не собирался ни о чем рассуждать и менять раз принятое решение.