Локи все-таки будет судить асгардский суд?
Шрифт:
Те же отношения Фригг и Тени, которые наверняка прежде многими воспринимались как любовные в прямом смысле слова, в реальности не имели к традиционной любви вообще никакого отношения, хотя вся внешняя атрибутика присутствовала. Сиф вообще против замужества как такового, но у нее нет выбора. Для Фену любовь и смерть — лишь развлечения, но ее бесит, что никто не воспринимает ее всерьез. Беркана не умеет любить в традиционном понимании этого слова, но она хочет себе такой жизни, которая для нее привычна, и для этого ей нужны муж и ребенок. Джейн же вообще жалеет о своей влюбленности в Тора.
Положение женщины в Древней Исландии мне до конца так и не удалось разобрать. Абсолютно точно, что народ жил, в основном, большими семьями-кланами, но могли жить и отдельными домами (правда, это было опасно). Совершенно точно в семье была иерархия и подчинение младших старшим, но часто большая часть мужчин уходила на войну, и всем заведовали женщины, то есть занимались и чисто мужской работой. Что все работали вместе: и слуги, и господа — факт, разница в их положении была
Это все к вопросу об описаниях Асгарда от имени Джейн. Я не уверена, что они полностью соотносятся именно с исландскими традициями, возможно, что в большей степени с материковыми. Но в любом случае человек, попадающий в Раннее Средневековье (а на самом деле в Бронзовый Век) будет очень сильно страдать от отсутствия всего того, к чему привык в повседневной жизни. Меня всегда смешат книги о попаданцах, где герои никак не реагируют на условия жизни, к которым они вовсе не привыкли. Но верно и обратное: той же Беркане практически невозможно приспособиться к Мидгарду, и не зря я упоминала раньше, что логисты Мидгарда очень не любят свое место работы и мечтают вырваться из нашего сумасшедшего мира, несмотря на все наши блага. Одно из главных отличий между нашим миром и Асгардом — это ответственность за свои поступки. По нашей морали человек несет ответственность за свои поступки только перед собой и может делать все, что угодно, если это соотносится с его понятиями совести и чести и если он готов, в случае поимки, отвечать за свои поступки перед судом. В Скандинавии все было не так. Сам человек и его поступки для него самого вообще не играли, по большому счету, никакой роли. Но он должен был не посрамить своих предков и передать свою удачу потомкам. Именно поэтому Хагалар говорит Тору, что ему все равно, что он творит, потому что своих предков он не знает, а его дети погибли. Он один в целом мире, просто его песчинка, не встроенная в систему прошлое-настоящее-будущее. Он потерян для мира, поэтому может творить что угодно — семьи-то нет.
Дважды в тексте упоминается драуг. Это мятежный дух, что-то среднее между привидением и вампиром. Появляется в том случае, если покойник со своей смертью не согласен. Может как пугать живых, так и приносить вполне себе материальный вред. Даже может проваливаться сквозь землю и неожиданно появляться, но вроде как не может сам по себе зайти в дом.
Внимательные читатели наверняка обратят внимание на странную фразу Берканы «упустила свою весну». Ведь «весны» в Асгарде нет, есть только летняя и зимняя половины года. И это еще одна странность, объяснения которой мне найти не удалось: «весны» и «осени» как времен года не существовало, но сами понятия были. Тот же «осенний» месяц — это последний месяц лета. То есть слово было, и его использовали, но как именно — сложно сказать. Почему «весны» нет фактически, я знаю, я наблюдала, как зима переходила в лето — это заняло всего лишь несколько дней, а уж никак не три месяца, — но что называли этим словом — сказать не могу.
Скандинавские законы гостеприимства были обоюдными. Да, гостя обхаживали, как только могли и исполняли чуть ли не каждую его прихоть. Но и гость должен был вести себя соответствующе, именно на основе его отношения к гостеприимству люди составляли о нем мнение. Джейн и Брюс при всем желании не могут соответствовать асгардским законам — они их просто не знают, однако Джейн нарушает даже самые элементарные правила вежливости. Так что ничего хорошего асы о людях не думают, но сделать пока ничего не могут.
Зато присутствие людей очень сильно облегчило мне задачу — наконец-то я могу воспользоваться привычными месяцами, а не исландскими, а также расписать сложную систему летоисчисления. Мне потребовалось несколько дней, чтобы расположить аж на трех шкалах времени все значимые события, а также даты рождения и смерти персонажей, зато теперь я наконец-то, не прошло и шесть лет, точно знаю возраст всех героев. Отправной точкой послужила точная дата рождения Локи, а также фраза в «Торе-2» «плюс-минус пять тысяч лет».
В тексте встречаются
Разбор девяносто третьей главы
Эта глава может с полным правом носить название «Семейные ценности» или «Семейные дрязги», так как только из них и состоит. Сплошные диалоги, куча отсылок к прошлому (при внимательном прочтении можно найти много мелочей про прошлое Одина, Фригг и Хагалара) и никаких реалий Исландии, божественного Асгарда или науки. Такую главу очень легко и приятно писать, с одной стороны, ведь не надо сверяться со справочниками, но, с другой, важно не упустить героев, не сделать их чересчур мягкими, ванильными и не похожими на себя. Впрочем, с такими проблемами сталкиваются все, кто пытается описывать либо детство персонажей, либо сцены наказания. Чаще всего и то, и другое получается чересчур ванильно-приторным и нереальным. В случае Локи и Тора это обязательно обожающая и бесконечно ласкающая их Фригг и безмерно суровый или наоборот до гротескного ласковый Один. Ну и, разумеется, друзья по играм, которые любят Тора и не принимают Локи. Локи с рождения записывают в библиотеку, из которой он никогда не выходит вплоть до свадьбы, а Тору выдают в руки меч и забрасывают на ристалище — тоже до свадьбы. Вот общее мое впечатление от фанфиков, которые описывают детство царевичей. И хотя мое дело было показать всего лишь одну-единственную сцену из детства, мне пришлось нарушить все стандартные сюжетные ходя. Во-первых, Локи, не желающий учиться, наверняка, для многих стал признаком ООСа, хотя скорее удивителен был бы маленький ребенок, который учиться любит. Благо, мне есть, с кого списывать поведение и даже слова — не пришлось ничего выдумывать из головы. Во-вторых, мать, которая вообще не появляется во время конфликта, которая самоустраняется и делает вид, что ее как бы и нет (вспомним «Тор-1», когда Фригг сидит у постели Одина, и идея помочь Локи с управлением государством ей даже в голову не приходит, мол, сам разбирайся). В-третьих, наличие огромной кучи слуг и наставников, которые не оставляют ребенка одного. Почему-то во всех фанфиках царевичи 90% времени проводят в одиночестве, хотя ни тогда, ни сейчас маленьких детей никто надолго в одиночестве не оставлял, да и заботился о них целый штат прислуги (если мы говорим о дворянских семьях (хотя это понятие не совсем применило к каноничному Асгарду)). У этого отрывка есть одна грубая неточность — грифели, которыми пишет Локи, изобретены были только в конце восемнадцатого века. До тех пор писать могли либо перьями, либо кистями, а в Скандинавии вообще чаще всего писали исключительно на камне: руны не просто так такие угловатые — их форма идеальна для выбивания на камне. Мотивы воспоминаний перекликаются со сценой на кладбище из начальных частей повести. Там у Локи тоже было ощущение, что он вспоминает детство не по своей воле. Впрочем, тот факт, что мы смотрим на происходящее глазами Локи, не дает в полной мере показать, что же происходило на самом деле глазами Одина, который с конкретным мотивом (не зная о фобии Локи) потребовал опуститься на колени, а получил всплеск сил, с которыми до последнего не знал, как справиться. Впрочем, своей цели он достиг: Локи отказался от идее ехать в поселение, несмотря на то, что прямого запрета не получил.
Массажем Один пытается излечить Локи. Этот момент переписывался аж дважды: как ни странно, но очень сложно было правдоподобно прописать момент, где Один фактически Локи ласкает, дотрагивается до него добровольно. Это настолько не в характере персонажа и с такой легкостью переходит в откровенный фарс и мимимишность, что потребовались силы нескольких софелаговцев, чтобы привести сцену хотя бы в относительно удобоворимый вид. Впрочем, это касается практически всех кусков главы. Она целиком занимаем девять страниц. Но по изначальному сценарию примерно столько занимала только одна сцена из детства: были гораздо более подробно прописаны попытки Локи подойти к отцу, его разговоры с учителем, описание комнаты наказания и прочее. То, что осталось в конце — фактически краткая выжимка изначального огромного замысла. Не меньшие потери понесла и последняя сценка: разговор Одина, Фригг и Хагалара занимает сейчас всего полторы страницы, а занимал изначально почти четыре. Из него тоже были безжалостно вырезаны многие подтемы и отдельные диалоги объединены в монологи.
Сама же глава делится на две части: одна от имени Локи, другая — от имени Хагалара. В некотором роде эта глава — символическое их противостояние друг другу. Наконец-то Локи прямо говорит о своей ненависти (чем безмерно удивляет Одина), наконец-то Хагалар показывает свое истинное лицо: с одной троны он готов защитить Локи от любой опасности, но с другой — он убьет его без раздумий, если понадобится. Локи пытается думать о чем-то серьезном и предпринимать важные шаги, неважно, в сторону поселения ли или в сторону собственной второй сущности. А вот Один и Хагалар больше шутят, чем занимаются делами. Словесное сражение друг с другом и старые обиды значат для них гораздо больше, чем опасность, которая нависла над Девятимирьем. И только Фригг думает о благе Асгарда в первую очередь.