Локи все-таки будет судить асгардский суд?

Ершел

— Прекрасная работа, — улыбнулся Вождь, рассматривая резную рукоять. — Из Ванахейма.

Внезапно он метнул один кинжал в стоящего у двери Локи.

— Поймаешь?

Следом за первым полетел и второй. Локи без труда поймал их и спрятал. Он прекрасно понимал, что как бы ему ни хотелось, причинить магу вред он не сможет, по крайней мере, пока. Однако механические действия возымели эффект, и спустя несколько секунд ему удалось взять себя в руки. Он улыбнулся и спокойно произнес:

— Похоже, у меня нет выбора. Но когда Один узнает…

— То это будут мои проблемы, — тон Хагалара из насмешливого стал суровым. — Если Один узнает, это будет мой с ним разговор. Ты — несовершеннолетний ребенок, я —

твой опекун. Все твои действия контролируются мной и отвечаю за них я, а не ты. Это касается не только реактивов, но и политики, так что можешь не бояться отца.

Очередная ментальная пощечина чуть не вызвала новый приступ бешенства. Локи едва сдержался. Желание убить Хагалара было сильно как никогда.

— Я приду на ваше собрание и буду улыбаться. Доволен? — произнес он ровным тоном.

— Тебе вряд ли придется просто улыбаться. С тобой попытаются договориться и решить, насколько ты подходишь на роль всем удобного царя. Можно пообещать разумные уступки. Главное — получить полувековую отсрочку и за это время восстановить когда-то разветвленную сеть шпионов-информаторов.

— Восстанавливай. — процедил Локи сквозь зубы с неприкрытой неприязнью. — А я пообещаю уступки, точнее намекну. Я ничего не собираюсь обещать.

— Верный подход. — Хагалар прямо светился от счастья. — Но ты уж определись, хочешь ли ты меня зарезать или подарить шпионскую сеть Асгарда?

— Сначала восстановишь сеть, а потом зарежу, — клятвенно пообещал Локи.

— Мне нравится твой подход, — рассмеялся мастер магии. Он вынул из-за пазухи ещё один пергамент и положил на стол. — Времени готовить речь у тебя почти нет, поэтому я позволил себе составить план. Просто прочти тезисы и будешь готов. В твоём красноречии и обаянии я не сомневаюсь.

Хагалар подошёл ближе и похлопал Локи по плечу. Тот с трудом сдержался, чтобы не оттолкнуть старика. Не было ни времени, ни сил на ссоры. Завтра станет точно известно, что же это такое: лишь дурная шутка и бредни воспаленного сознания Хагалара или поселенцы действительно посмели покуситься на святое. Верить в последнее Локи не желал, но всё же подготовиться к встрече решил основательно. На всякий случай. Хотя бы ради тренировки. Когда-нибудь ему придется не просто стоять за спиной отца, а вести переговоры и нести ответственность за принятые решения. Почему бы не начать подготовку прямо сейчас?

У главнокомандующего армией Асгарда всегда полно дел. Ему некогда заниматься глупостями, особенно когда наследник правящего дома, лучший боец, избранный Мьёльниром защитник Девяти Миров, не оправдывает надежд семьи, двора и армии. С тех пор, как мидгардская химера пала в Бездну, старшего царевича словно подменили. Соратники утверждали, что он так не страдал, даже когда родной брат погиб, а мост меж мирами разрушился, разлучив его с человеческой избранницей. Сейчас же он заперся у себя, не допускал ни друзей, ни женщин и даже грубил матери. О тренировках речь не шла, об исполнении прямых обязанностей — тоже.

Когда Гринольв, презрев все правила, вломился в царственные покои, требуя объяснений, его глазам предстала тень царевича: он был так бледен и немощен, словно недавно повстречался с собственной фюльгьей и готовился расстаться с жизнью. Если бы Гринольв не был уверен, что подобное состояние вызвано потерей жалкого смертного, он бы вызвал целителей, а так обошелся лишь формальными вопросами и общими замечаниями, не выходящими за рамки субординации. Тор плел в ответ что-то несуразное, будто выпил по меньшей мере бочонок эля, хотя в комнате стоял лишь почти нетронутый поднос с блинами, водорослями, тремя видами рыбы и пивной кружкой.

Не добившись ничего внятного и не смея поступить с наследником так, как привык с обычными асами, Гринольв удалился и больше о Торе не вспоминал. Сколько длилась дружба

со смертным мужем? Несколько месяцев, не более — непростительно убиваться, словно верная жена, по тому, кого даже толком не знал. Сам Гринольв никогда не позволил бы себе подобного, даже если бы потерял… Впрочем, он уже потерял.

Некстати вспомнилась записка с одним-единственным словом. Он давно разузнал, где находится Рейкхольт: на западе от столицы. Там жила богатая не то вдова, не то старая дева — Сигюн Сигхтрюгдоттир. Отчество ничего не сказало пришельцу из далекого прошлого, а придворные описывали Сигюн как зрелую женщину с типичной для асиньи внешностью, белокурую и голубоглазую. Значит, черноволосая незнакомка, нацарапавшая на записке название хутора, служит ей и, возможно, сопровождает. Гринольв поспрашивал о наперснице, но все утверждали, что Сигюн если и приезжает во дворец на торжественные приемы, то всегда одна: свиту она размещает на постоялых дворах. По крайней мере, ее сопровождения никто не видел: ни одной служанки или рабыни.

В столь глупые слухи Гринольв не верил, но допускал, что таинственное видение написало первое попавшееся слово и что он зря потревожит благородную асинью. Однако положение при дворе спасет его от любых случайностей и беспочвенных обвинений.

Рано утром одиннадцатого дня солнечного месяца он в одиночестве оседлал коня направился к таинственному хутору, оставив вместо себя одного из выращенных когда-то детей. Погода стояла прекрасная: светило солнце, дул теплый ветер, вызывая на море легкие барашки. Гринольв наслаждался конной прогулкой и чуть не проехал нужный поворот — камень с соответствующей надписью почти полностью зарос лишайником. Дорога сузилась и увела Гринольва от моря. Вскоре перед ним раскинулась небольшая долина, а в ней хутор с огромным загоном для скота, пустующий летом, обновленными пристройками, поросшими травой, и длинным одноэтажным домом, сложенным из камня. Хозяйство окружал низкий, но крепкий забор. Везде чувствовалась мужская рука, хотя во дворе не было ни домочадцев, ни работников, а из крыши не шел дым. Все были либо на полях, либо на вырубке.

Гринольв спешился, привязал коня к ограде и в мгновение ока преодолел расстояние, отделявшее его от входа. Громкий стук — копошение за дверью — и вот она приоткрывается, являя миру… Обычную асинью! Ни один мускул не дрогнул на лице Гринольва, когда он увидел женщину средних лет в традиционном черном суконном платье, отделанном бархатом, с головным убором в форме закрученного чепца, из-под которого выбивались белокурые пряди. Округлое личико, не до конца утратившее детскую непосредственность, лучистые глаза, нос с едва заметной горбинкой — ни внешностью, ни возрастом, ни предпочтениями в одежде незнакомка ничуть не походила на ту, которую Гринольв помнил. И все же на лице женщины не было написано удивления или настороженности, которые всегда появляются, если открываешь дверь нежданному гостю.

— Здравствуй! — произнесла Сигюн, улыбнувшись неестественно белозубой улыбкой. — Ты приехал один? Проходи, присаживайся.

Гринольва дважды просить не пришлось. Он пересек порог, отметив царящую в доме тишину. Здесь точно никого не было, если только обитатели намеренно не затаились.

Просторное помещение, казавшееся единственным во всем доме за неимением видимых дверей и перегородок, явно не являлось таковым — уж слишком длинным был дом снаружи. Несмотря на большие размеры и маленькие окна, приемная зала оказалась очень светлой: вдоль стен стояли дорогие свечи, а открытые настежь окна с вынутыми летом рамами пропускали полуденные солнечные лучи — они оставляли яркие пятна на каменных стенах, испещренных защитным орнаментом. В центре стоял массивный не разбираемый стол, рассчитанный не более, чем на шесть-восемь асов — слишком мало для поддержания столь большого хутора.