Локи все-таки будет судить асгардский суд?
Шрифт:
Больше всего на свете Локи хотелось уйти, оказаться где-нибудь подальше: во дворце или рядом с братом — лишь бы не слушать лживые речи Хагалара, которые все больше походили на правду. Он не знал, что делать. И, чтобы потянуть время, принес ещё один кубок, взял бутылку, налил мастеру, а потом себе.
— Да, я тебе не верю. — с трудом произнес он, наконец. — Логисты не могут решать судьбу Девятимирья. Это абсурд.
— Когда мастер логистики, мой давнишний приятель, показал, что они уже наделали в Девяти Мирах, я тоже сперва не поверил. Но потом пришлось. Твое
Хагалар отсалютовал кружкой и выпил, Локи последовал его примеру. Приятное тепло разлилось внутри, он почувствовал себя немного лучше.
— Хочешь сказать, что поселенцы готовят государственный переворот, и я должен в нем участвовать? — уточнил царевич, борясь с желанием осушить еще пару кубков, забыться в пьяных грезах, а следующим утром проснуться и убедиться, что ему привиделся бредовый сон, вызванный усталостью, безысходностью и алкогольными парами.
— Как бы тебе сказать, — Хагалар цокнул пару раз языком, явно с трудом подбирая слова. — Они бы и рады его приготовить, но в мои планы не входит переворот с убийством Тора и Одина. Я слишком люблю вас обоих, мои милые дети. Пока тебе надо просто поговорить с прочими мирами и убедить их в своей лояльности.
Локи чуть не поперхнулся: действительно, чего уж проще? И как мило Хагалар рассуждает о жизни Тора и Одина. Будто он — вездесущая норна, точно знающая, сколько кому жить отмерено. Невыносимое себялюбие и ощущение собственной неотразимости сквозило в каждом жесте старика и безмерно раздражало Локи.
— Ты хоть понимаешь, что, если случайно или через Хеймдаля станет известно о моем участии в этом собрании, меня без промедления казнят? И тебя тоже. Или ты сам помрёшь, если не соврал, — задал Локи тот вопрос, с которого, по-хорошему, стоило начинать. Он надеялся смутить собеседника, но Хагалар наоборот выпрямил спину и сказал, так и сочась самодовольством:
— Один ни в коем случае не казнит меня. Никогда. Тебе придется с этим смириться.
Локи громко засмеялся, не в силах более выносить этого омерзительного бахвальства, отвратительной самонадеянности, более присущей безусым юнцам, чем умудренным сединами старцам. Годы брали своё и Хагалар впадал в детство. Может, и правда бредит? А Локи уже почти поверил в безумную чушь про межмировые переговоры и предательство короны.
— Ты слишком самоуверен. Возможно, ты был ценен для отца в прошлом, но сейчас ты никто. И склоняешь сына Одина к предательству, — добавил он со злостью в голосе.
Хагалар ехидно усмехнулся. Он всё больше походил на себя самого. От пафоса, сопровождавшего начало разговора, не осталось ни следа.
— Если я «никто», то скажи, почему именно я владею твоей жизнью в поселении и присматриваю за тобой?
Поганый старик с ядовитым языком! Локи запнулся, так как крыть было нечем. Вождь специально старался вывести его из равновесия, и царевич, прекрасно всё понимая, таки повелся на провокацию.
— Я не обязан выполнять твои приказы, противоречащие воле моего отца!
— Не обязан, — неожиданно легко согласился Хагалар. — Так что можешь на собрание не ходить. Пойми, я не склоняю
— А ты уже всем пообещал младшего сына Одина? — зашипел Локи, сузив глаза. Схватил со стола пустую кружку с намерением запустить в голову Хагалара, но в последний момент изменил траекторию и кинул ее в злосчастный гобелен с оленями. Раздался грохот, осколки разлетелись во все стороны. Зато маг не пошевелился и даже не вздрогнул.
— Я пообещал, что приведу тебя и что правители других миров смогут лично поговорить с тобой. Но ты можешь отказаться, — он всё-таки оглянулся и посмотрел на осколки, улыбнулся знакомым оленям, а потом также спокойно продолжил:
— Мы, кажется, начали с того, что ты хочешь царствовать. Все вокруг хотят того же — удивительное единство мнений, тебе не кажется?
Локи сжал кулаки, нависая над Хагаларом.
— Это ловушка. Асгард так не спасти. И мне точно не быть царём, пока Один и Тор живы. Убеди меня.
Мастер магии рассеянно оглянулся, будто доказательства были раскиданы вокруг, но Локи почему-то их не видел, и произнес ласковым голосом:
— В чем убедить? Я тебе показал документы. Я тебе описал сложившееся положение. Выбор за тобой.
— Выбор за мной? — Локи больше не сдерживался и почти кричал. — Ты просто обезумел, спятил! Ты готовишь межмировой заговор за моей спиной. Ведёшь переговоры, используя моё имя. Имя сына Одина! Скрываешь это от меня до последнего момента. Ты не оставил мне выбора!
Локи с ненавистью смотрел на невозмутимого Хагалара, мечтая если не убить его, то хотя бы ударить, и лихорадочно соображал, что делать. Приняв решение, продолжил уже спокойнее:
— Переговоров не будет. Я заберу все осколки Тессеракта и оставлю у себя, пока не решу, что делать дальше.
И он решительно направился к двери.
— Ты уверен? Хагалар взмахнул рукой. Локи ощутил движение воздуха. Он подозревал, что маг не позволит ему уйти. А тот продолжил:
— Как ты заберешь осколки у логистов, которых нет в поселении? Как ты объяснишь своему народу, что хочешь прекратить промышленную революцию, которую не провести без осколков Тессеракта? Ты порушишь все, что у тебя есть. И, конечно, разочаруешь асов, которые тебя пока что обожают.
Локи взялся за ручку двери. Его загнали в ловушку. Попытки открыть ее силой или магией ничего не дали.
— Прости, но я не дам тебе совершить глупости, которые настроят против тебя поселенцев. Они считают тебя своим царем и путем к свету, если ты этого еще не понял. Они готовы защищать тебя своей жизнью, — монотонно вещал старик за его спиной.
Локи захлестнула такая волна ярости и безысходности, что справиться с собой он уже не мог. Убедившись, что выйти не удастся, он резко развернулся и кинул в Хагалара кинжалы. Но тот, разумеется, легко поймал оба налету и подбросил в воздух. Они синхронно сделали по два оборота, прежде чем опустились лезвиями в испещренные морщинами руки, не оставив ни единого пореза.