Локи все-таки будет судить асгардский суд?
Шрифт:
— Видишь, отец? Я сделал это! Я, а не Тор! Благодаря мне угрозы больше нет! Когда ты проснёшься, ты всё-таки скажешь, кто из нас на самом деле достойный наследник!
С резким смешком принц оглядывает комнату, всё ещё сжимая пылающий Гунгнир. Улыбка исчезает, когда становится ясно, что что-то не так.
Тихо. Так тихо…
Где же?..
— Мама? Мама! — зелёные глаза расширяются при виде царицы.
Застывший взгляд. Гнев на лице. Разметавшиеся локоны. Изящная рука, сжимающая меч.
— Нет… нет…
Локи, не выпуская копья, бросается
Нет смысла подбегать к ней, хватать за плечи, прижимать к себе ещё тёплое тело и звать, срывая голос.
Осколок льда, пронзивший сердце, понемногу уступает крови, которой начало пропитываться платье асиньи.
— Локи! — ало-золотой вихрь по имени Тор врывается в покои.
Оглушённый, принц даже не шевелится, когда тяжёлые двери с грохотом распахиваются, едва не слетев с петель. Сквозь какую-то странную пелену он наблюдает, как ас подходит ближе и опускается рядом с Фригг на колени.
— Как… — старший сын протягивает к ней руки, но не прикасается.
— Он убил её, — в сухом, чужом голосе Локи не сразу узнаёт свой собственный. — Это он во всём виноват.
— Кто?! — рявкает Тор.
— Лафей. — Больше всего на свете хочется заснуть и никогда не просыпаться. — Это из-за него она погибла.
— Правда?
Братья вздрагивают и оборачиваются.
Свет, исходящий от купола, накрывающего Одина, закрывает огромная тень.
Это царь ётунов. Огромный ожог покрывает его грудь, глаза подёрнуты плёнкой, которая появляется у мертвецов его народа.
— Может быть, это ты виноват? — голос сухой и мёртвый.
Всё, что может младший принц — это смотреть на него и молча качать головой, что есть сил вцепившись в тело царицы.
— Ты во всём виноват, — неожиданно вторит Тор, поднимаясь и снимая с пояса молот.
— Ложь… — хрипит Локи, глядя, как старший брат замахивается.
Жар в груди превращается в нестерпимую боль.
— Идём со мной, сын, — синяя рука, покрытая шрамами, тянется к царевичу.
— Нет! — Гунгнир взлетает словно сам собой и окутывается пламенем.
Но почему-то в этот раз вспышки нет. Вместо этого огонь переходит на руку Локи и окутывает всё его тело.
Пронзительный крик вырывается из его груди, и последнее, что чувствует царевич — это ледяное прикосновение шершавых пальцев к своему лбу.
— Прекрасная Фригга, может, хватит издеваться над больным ребенком? — царица отняла руку от горячего лба сына и подняла усталые глаза. Был только один ас, который называл её полным именем.
— Здравствуй, Тень, — вздохнула она, даже не оборачиваясь. — Не думала, что мы встретимся вновь в таком месте и в такое время.
— Я тоже, — Хагалар обошел кровать и положил руку на голову Локи. — Ребенку срочно нужен целитель, а ты что делаешь?
— Спасаю ему жизнь.
— Калечишь! — в приглушенном вскрике слышалось и раздражение, и отчаянье, и сожаление об упущенном времени на нормальное лечение.
Фригг недовольно сощурилась: интонации мага не предвещали ничего хорошего тому, кто посмел бы встать
– … Твоя смерть пришла от руки Лафея!
Именно в этот момент в палатах Одина появляется его приёмный сын. Локи вскидывает копьё, а через секунду понимает, что уже слишком поздно: он замечает рукоять кинжала, торчащую из груди Одина. Кажется, грудь сжала стальная рука, царь не может вдохнуть. Слабым, сделанным из последних сил движением, он кидает Гунгир во врага.
Но происходит невероятное: копьё, выкованное цвергами, копьё, которое не должно промахиваться… пролетает мимо. Лафей смотрит на своего отпрыска и, зловеще ухмыльнувшись, выпрыгивает в окно.
Предательская дрожь пронзает пальцы. Локи кажется, что его всего трясёт. Он всё не отводит взгляда от рукояти в груди того, кого столько зим называл отцом. Кажется, он впервые за долгую жизнь понимает, что есть настоящие отчаяние и ужас…
По его вине погиб Всеотец…
— Локи! — услышав знакомый голос, он медленно оборачивается. Дрожь всё никак не проходит, но он даже не пытается бороться с ней.
Краем глаза он видит мать, смотрящую на него глазами, полными того же ужаса, что царит в душе. Но это не имеет значения. Всё его существо… да, заледенело. Это подходящее слово.
К нему подскакивает Тор и сильно, до боли сжав плечи, встряхивает.
— Что ты наделал, брат?! Что ты наделал?!
Голос Громовержца эхом отзывается в голове, не порождая никаких мыслей. Локи не отвечает, а Тор продолжает трясти его. От него веет сильным, нестерпимым жаром. В какой-то момент Локи как сквозь стену чувствует мощный удар в грудь, сдавивший её болью. А потом он теряет сознание.
— Я с раннего детства лечу его, — Фригг теснила Хагалара к двери, пресекая любые попытки ментально подобраться к больному. — И точно знаю, что хорошо, а что плохо моему ребенку.
— Он не ребенок, — бросил маг, сдаваясь под напором безумной целительницы. — А ты ему не мать, великолепнейшая: ты калечишь собственное дитя! Температуру надо сбивать, она вредна для мозга!
— Я его мать и лучший целитель этого мира — стояла на своем Фригг.
— Целительная магия, текущая в твоих жилах, не равна умению лечить, — он оттолкнул женщину и подошел к кровати. Локи бился в агонии, повторяя какие-то бессмысленные слова.
— Допрашиваешь ты его, что ли, таким образом? О чем на этот раз, о Каскете или о Бездне? Твой дорогой муж исчерпал запас своих пыток, и теперь твой черед вытягивать из него знания, полученные за год скитания? — его голос был таким медоточивым, что Фригг стало страшно: она хорошо знала, что таится за этим милым любому сердцу голосу. — Ответь мне, всеблагая, почему после каждой встречи с любимым папой он валяется в постели? Имейте в виду, без него работа стоит, а задыхающийся или спящий он совершенно бесполезен в исследованиях, порученных нам.