Локи все-таки будет судить асгардский суд?

Ершел

Фригг знала, что сын будет в беспамятстве еще несколько ночей, что его будут мучить кошмары, что придется давать ему воду хотя бы через кожу. Все эти ночи она не будет знать ни сна, ни покоя, ведь стоит ей заснуть — как температура убьет его. Ей не привыкать. Поэтому она отослала во дворец сопровождающих, оставив подле себя только рабов Локи, которые обещали во всем ей помогать.

— Мама? — Локи открыл глаза. Фригг внимательно посмотрела в них. Он не видит её сейчас. Видит только фантом. Галлюцинацию. — Почему ты красная? Откуда на тебе это?

В голосе

слышится страх и омерзение. Болезнь вскрывает истинную душу. Именно благодаря болезням Фригг могла утверждать, что знает своего сына как никто. Его душа была как на ладони во время очередного бреда или галлюцинации. Что он видит сейчас? Быть может, её в красном платье или с красным лицом? Или же он видит на ней красных жуков и поэтому такое омерзение? Неважно.

— Уже ничего нет, — Фригг провела по коленям, смахивая невидимых насекомых. — Успокойся.

— Мама, отец спрашивал меня о Тессеракте, — свистящее дыхание выдавало, как тяжело дается Локи каждое слово. — Я ничего не сказал ему о тебе. И не скажу.

— Я знаю, сын мой, — она окунула руку в чан с водой и провела по горячему лицу. — Не переживай. Тайна Тессеракта умрет с нами. Отец больше не спросит тебя о ней, я обещаю.

Не имело значения, что именно сейчас говорить. Он все равно не к ней обращался, все равно потом ничего не вспомнит. Главное, успокоить его настолько, чтобы он провалился не в беспамятство, а в сон.

— Ваше величество.

Фригг обернулась: подле нее переминался с ноги на ногу один из рабов. Она даже не заметила, как он подкрался.

— На улице стоит девушка. Она интересуется здоровьем вашего сына.

— Ты можешь пригласить её в дом, — кивнула Фригг.

Она повернулась к Локи: тот вновь полулежал с закрытыми глазами, а его грудь раздирал очередной приступ кашля. Улучшений пока не предвидится. Послышались осторожные шаги. Фригг встала, чтобы поприветствовать девушку как подобает. Интересно же взглянуть на подругу младшего сына.

— Моя царица, — девушка, облаченная в странное, давно вышедшее из моды платье с брошью, преклонила колени, — я посмела вторгнуться в покои сына Одина.

Она робела в присутствии богини, отводила взгляд и мяла в руках подол платья.

— Беспокойство за ближнего — это похвально. Ты хороший друг. Поднимись, — Фригг величаво смотрела на девицу: такая молодая и уже преступила закон — иначе бы её здесь не было. Платье совсем не идет ей: сидит, словно на мужчине. Какие же у нее узкие бёдра! Она не сможет родить ребенка. Совсем не то что невеста Тора. У Сиф есть отдельные недостатки, но она уж точно сможет дать жизнь здоровому царевичу.

— Благодарю, — гостья встала как-то очень неловко, чуть не запуталась в платье. Она сделала пару неуверенных шагов вперед, но остановилась, услышав надрывный кашель.

— Он поправится? — спросила она, нервно кусая губы. Что у нее с лицом?

— Поправится. Подойди ко мне, — Фригг вглядывалась в лицо, закрытое копной светлых волос. Не просто так незнакомка носит прическу, невиданную ни в одном мире. Гостья остановилась в паре шагов, не решаясь подойти вплотную

к своей богине. Фригг протянула руку, мягко взяла её за подбородок, а второй рукой легко отбросила назад светлые волосы. Кисть чуть дрогнула: царица с большим трудом подавила готовый сорваться крик. Молодое лицо, изуродованное огромным ожогом! Невыносимо было смотреть на красную изуродованную кожу, на место, где должен был находиться глаз. Какое заклятие наложили на эту несчастную? Девушка лишь отвела взгляд единственного целого глаза, не пытаясь отстраниться.

— Ты можешь сказать, кто нанес тебе это увечье? — Фригг стоило большого труда сохранять отстраненно-вежливый тон.

— Я сама виновата, — девушка мягко высвободилась из рук богини и накинула волосы на лицо. — Это был несчастный случай с кислотой много зим назад. Когда мы работали над одним артефактом, пробирка в моих руках ожила.

— У вас оживают пробирки? — Фригг внутренне похолодела. В какое чудовищное место муж решил забросить нелюбимого сына?

— Иногда такое случается, — ответила незнакомка, не смея шелохнуться и не глядя на Фригг. — Но редко.

Очередной приступ кашля заставил обеих женщин обернуться: Локи метался по постели, повторяя какие-то бессвязные слова.

— О Бездна, что это? — воскликнула девушка.

— Бред, — лаконично ответила Фригг, возвращаясь к больному. — Принесите еще воды, — крикнула она явившимся прислужникам. — И быстрее.

Быстрее, быстрее! По бесконечным лестницам холода, сквозь занавешивающую пустые галереи дымку, под арки спёртого и сиплого дыхания. План сработает, всё сработает: идеальная конструкция, прекрасная комбинация, приятно гладкое Копье Судьбы в руке. Что может пойти не так?

Покои отца. Лафей придёт минутой позже и сразу же будет убит, успев осознать лишь одно: брошенный ледяной гигант стал асом, наследником золотого Асгарда, стал мудрым царём! А отец…

Тяжёлая дверь покоев поддается.

— Твоя смерть пришла от руки Лафея! — клинок вонзается в грудь отца.

Удар Копьём — Лафей отлетает в сторону, и, издав последний сип, застывает на полу. Гугнир с хрустальным звоном падает на пол.

— Отец, нет!

Ледяной клинок медленно тает в ещё тёплом сердце, лениво течет кровь, а остекленело-голубой глаз безучастно смотрит вверх. Отцу нет дела до смерти. Нет, такого не может быть! Это не смерть, не конец! Не может быть концом!

— Мама! — зажать рану как можно, выиграть время… — Мама, мне нужна помощь! Ма…

Она лежит у стены. По золотому платью растекается тёмно-красное пятно. Испачканные красным ладони сложены на животе. Красная кровь… Остекленело-голубые глаза и безучастное лицо. Маме словно нет дела до смерти…

— Локи! — Тор врывается в комнату, окружённый чем-то красным. Что это? Плащ или снова кровь? — Что произошло?! Лафей?!

Взгляд брата мечется от одного мертвеца к другому. Он ничего не понимает, а его глаза наполняются слезами. Но горло жжет так, что ничего не объяснить. Сквозь холод, дрожь и слёзы, ближе. Копьё Судьбы. Оно и правда судьбоносно.