Лотос, рожденный в грязи
Шрифт:
– Снежа… кто-то умер?
– Еще не хватало, – прорыдала она в подушку.
– Тогда я не представляю, что могло заставить тебя так плакать. Давай-ка, успокаивайся, умывай лицо, пойдем ужинать и разговаривать. Нет такой проблемы, которую нельзя решить разговором. И, ради всего святого, сними это с головы, смотреть больно.
Снежана села, подогнув под себя ногу, взяла мокрую подушку, обняла обеими руками и посмотрела на отца:
– Знаешь, как Тинка сегодня мой парик назвала? Вшивый домик!
Отец пару секунд оторопело смотрел на нее,
– В точку! Мне все время кажется, что ты вот-вот начнешь чесаться.
– Ну, пап! И ты туда же? – Снежана стянула парик и бросила на комод. – Зато без него меня никто не узнает. Работа такая, вот и выкручиваюсь.
При слове «работа» она помрачнела и снова закусила губу, а глаза наполнились слезами.
– Так, все понятно, – заключил отец, вставая с кровати. – Марш в ванную, у меня все на столе и уже остыло.
За ужином хмурая Снежана, не утратившая, однако, от переживаний аппетита, умяла полную тарелку плова, который отец готовил гениально, запила все большой чашкой чая с лимоном и медом и почувствовала себя немного лучше.
– Опять голодная весь день? – наблюдая за тем, как она ест, спросил отец.
– Папусик, ну вот кому бы задавать идиотские вопросы, но не тебе. Сам же знаешь – когда «ногами» работаешь, нет времени по ресторанам гулять, клиента бы не упустить. Но я сегодня честно съела гамбургер.
– Значит, не расскажешь? – закуривая, поинтересовался Константин Викторович.
– Ой… да что там… короче, я по ходу не своим делом решила заняться, – призналась Снежана. – Меня сегодня Добрыня так отчитал – как в первом классе не отчитывали. И я, пока ревела, подумала… Наверное, он прав. Я хочу больше, чем пока могу. Но знаешь, обидно – я же стараюсь. Тинке предложила сегодня вариант, она разнесла в пух и прах…
– Ну, она опытнее тебя, давно занимается этим, ты бы не обижалась, а прислушалась.
– Да вот это и бесит, папа, – она старше на десять лет, ну ладно, на двенадцать, а такое впечатление, что с рождения сектами занимается. Я всего год у них работаю…
– За год, Снежка, уже надо научиться хотя бы азам, ты ведь тоже не с ровного места пришла, ты ж опер.
– Папа, там все другое. У меня вот в «наружке» хорошо получается, а вся эта аналитика и теория – нет.
– Так подтягивай, читай, ищи. Сама же рассказывала, что Тина заочно училась, когда поняла, что ей необходимы более глубокие знания по психологии. А ты молодая еще, тоже ведь можешь. – Отец докурил и сунул окурок в пепельницу на подоконнике. – И вообще… Реветь – это не конструктивно.
– Ага – лучше бы грушу молотила, сублимировала обиду в удары, – фыркнула она.
– Я разве так сказал? Не надо грушу, иди почитай что-то. В общем, прекрати эту панихиду по собственным способностям, ты нормальный сотрудник, я уверен, что и Тина и Владимир тебя ценят. А что шпыняют – ну, так иначе не научишься. Они же хотят, чтобы с тобой все было в порядке.
– От тебя, конечно, я сочувствия не ожидала вообще, – сообщила дочь, вставая и начиная
Тина и Вовчик сидели на диване в большой комнате, которую использовали как нейтральную территорию для работы. Добрыня терпеть не мог работать там, где ел, а в спальню они работу не таскали по умолчанию, так что оставалась только просторная комната с диваном, телевизором и мягким ковром на полу.
Флешка торчала в ноутбуке уже минут десять, но Тина никак не могла найти в себе силы открыть ее содержимое. Кущин не торопил. Он вообще всегда снисходительно и с пониманием относился к слабостям жены, которых у нее было не так уж много. И сегодня Вовчик понимал причину ее нерешительности. Тина опасалась, что на флешке не окажется ничего ценного, а она уже потеряла информатора, и придется опять вслепую искать ходы в секту и разбираться, как все работает.
Да еще Снежанка… У Добрыни опять зачесалась ладонь, до того ему хотелось дать ей хорошего леща, чтобы не думала о себе слишком много. Он ценил ее способности и виртуозную работу по слежке за объектами, но вот все остальное оставляло желать лучшего, а Калинкина, похоже, никак не хотела этого признавать.
– Ладно, сиди не сиди, все равно придется когда-то, – вздохнула рядом Тина, и Вовчик встрепенулся:
– Тоже правильно. Давай, чего тянуть? Ну, даже если там ничего ценного – жизнь не кончилась. И потом, мы с тобой никогда не рассчитывали на такие подарки, чтобы облегчали нам жизнь, верно ведь? Ну, значит, и сейчас выгребем. Открывай.
И Тина нажала кнопку «Открыть». На мониторе возникли несколько рядов папок, аккуратно подписанных и пронумерованных. Первые пятнадцать оказались обычным мусором – файлы данных, какие-то сохраненки из интернета, парочка фильмов далеко не религиозного содержания, а вот в очередной обнаружилось любопытное.
Сперва Тина наткнулась на длинные ряды цифр – пяти– и шестизначных, последних было меньше, напротив них стояли буквы, иногда повторявшиеся. Вовчик, заметив сосредоточенное выражение на лице жены, мигом сориентировался и принес карандаш и блокнот, которые Тина схватила, почти не отрывая взгляда от экрана. Она начала выписывать повторяющиеся буквы, а под ними в столбики цифры. Столбиков вышло всего пять, но суммы под ними, когда Тина сложила, получились огромные.
Отбросив карандаш, она потянулась и пробормотала:
– Скорее всего, это инициалы самых значимых гостей. И только на эти пожертвования можно построить пару новых монастырей из сандалового дерева.
– Почему из сандалового? – не понял Кущин, и Тина улыбнулась:
– Потому, Вовочка, что это самая дорогая древесина в мире. Кубометр стоит около двадцати тысяч зеленых американских денежек, вот так.
– Чем только люди не барыжат, – вздохнул он. – Интересно другое – кто все эти щедрые господа и где они столько заработали, чтобы свободно жертвовать какому-то проходимцу, да еще и не по разу.