Луч во тьме
Шрифт:
очень похож на одноглазого Василия Загорного, ко- торый до войны работал на этом заводе автомехани- ком, а теперь устроился охранником. Петр Леонтьевич замечал, что на заводе стали действовать подпольщики,— старого рабочего не об- манешь. Он чувствовал: чьи-то таинственные руки мешали оккупантам. Особенно хорошо «действовал» болтовой цех. То и дело там ломался инструмент, которым нарезали болты. А эти болты были очень нужны для восстановления моста через Днепр. Про- являл себя и ремонтный цех. Гвозди, ценившиеся тогда на вес золота, цех потреблял в невероятном количестве, и все было мало. Почему-то часто стала портиться электропроводка на заводе. Электрик Ана- толий Татомир как будто опытный техник, а на заводе целыми часами кромешная тьма. А отчего случилось короткое замыкание в стыковом аппара- те?.. Нет, здесь, безусловно, действовали люди, твердо решившие сорвать восстановление моста. И еот этот рыжий. Неужели и впрямь — гестапо- вец, которому поручено выследить тех, кто вредит гитлеровцам? Как это проверить? Старик внимательно следил за рыжим. Очень уж подозрительный тип. Ходит к Лидке Малышевой... Кто она, эта молодая красивая бабенка? Почему по- селилась возле завода? Сразу же после работы старик запирал свой склад и прохаживался по заводскому двору, ко всему при- сматриваясь. И вот то, что он увидел вчера, его очень взволновало. Уже настал комендантский час, когда показаться в городе равносильно самоубийству. (Петр Леонтье- вич собственными глазами видел на Крещатике труп с приколотой запиской: «Он ходил по улице в 18 часов 10 минут».) У завода остановился автомо- биль.
Вечером Тимченко все и выложил Григорию. Ко- чубей внимательно слушал. — Говорите, на Василия Загорного похож? Вот и спросите Василия: «Рыжий, случайно, не доводится тебе братом?» Непременно спросите, а дальше видно будет. Петр Леонтьевич так и сделал. Вопрос заведую- щего складом встревожил Василия. Он посмотрел на старика и сказал: — А как же,— брат родной... Разве ты не знал, что нас, всех братьев Загорных, шестеро и сестер трое. А рыжий Борис работает инженером. — Инженером? Странно! С чего это инженер возле проходной торчит, а? — Тебе-то что, старый черт?! Ну, беги в гестапо и выдай брата,— набросился на него Василий. — Дурак ты, вот что,— спокойно бросил Петр Леонтьевич и ушел, а сам подумал: «Посмотрим, что же дальше будут делать эти братья? Если рыжий честный парень, непременно испугается, что им за- интересовались, и скроется куда-нибудь. Ну, а если это гестаповский прислужник, наплевать ему на то, что какой-то Петр Леонтьевич интересуется им». Проходит день, второй. Старик глядит — рыжего в самом деле не стало, словно сквозь землю прова- лился. Значит, испугался! Как-то приходит на склад Василий: — Здоровеньки булы, Петр Леонтьевич! Просьба к тебе. Только не знаю, как и сказать... Семья у меня, понимаешь,— трое детей, да еще чужому чело- веку приют дал, а работаю один. Поддержи, век бла- годарен буду. Дай бутылку машинного масла, на хлеб обменяю... — А почему же тот человек, что у тебя живет, не работает? — спросил Тимченко, а про себя подумал: «Пришел парень проверить, кому я служу — нашим или немцам... Вижу тебя, дорогой, насквозь, словно тот стаканчик». — Почему не работает? — почесал затылок Ва- силий, затем наклонился к старику и зашептал: — Коммунист он, этот человек,— вот почему. — Ничего я не слышу, что ты там шепчешь... А насчет масла — подумаю. Зайди дня через два. 24
Когда Петр Леонтьевич рассказал об этом Гри- горию, тот воскликнул: — Дайте ему масла, непременно дайте! Мне ка- жется, братья Загорные — наши люди. Смелей зна- комьтесь с ними. Я убежден, они хотят привлечь и вас к делу. Им нужен ваш склад, разве вы не пони- маете? Через два дня Василий Загорный пришел на склад к Тимченко. Для него была приготовлена бу- тылка масла. — Может, твоему коммунисту еще что нужно, приходи...— сказал старик, прощаясь с Василием. Но Василий больше не приходил. Это беспокоило Тимченко. «Неужели боятся меня?» И он сам пошел на контрольную. Выбрав минуту, когда, кроме Васи- лия Загорного, там никого не было, он вытащил из кармана кусок мыла и буркнул: — Передай жене, в хозяйстве пригодится. В тот день старик долго не закрывал склад. Ему казалось, что кто-то должен к нему прийти. И до- ждался: скрипнула дверь, на пороге появился Васи- лий. — Вижу, дед, ты честный человек, наш. Тебе можно сказать: тот коммунист, что у меня живет,— мой брат Борис. — А я и сам уже догадался. Что же вам от меня, ребята, надо? — Борис хочет к тебе прийти. — Что ж, пускай приходит. Рыжий не заставил себя долго ждать: пришел на другой день. Он крепко пожал старику руку: — Спасибо, отец, что поверил мне. — И тебе спасибо, что мне поверил. Наведывайся ко мне... Кочубей решил встретиться с Борисом Загорным. Всех волновала эта встреча — и братьев Загорных и Григория, но больше всех нервничал Петр Леонтье- вич. «А что, если я навел на Григория гестаповских холуев?» От этих мыслей больное сердце сжималось, трудно становилось дышать. Тимченко пришел на свидание первым. Скверик возле Владимирского базара замело снегом. Словно белой скатертью покрыты давно 25
неметеные дорожки. Угасал мартовский день. При- тихший город как-то сразу погрузился в темноту. А снег сыпал и сыпал... Пять часов вечера. Условный час. Тимченко за- метил Кочубея, который медленно вышел из пере- улка. Сердце Петра Леонтьевича сжалось еще силь- нее: «Не последняя ли это прогулка Григория?» Невысокий, бойкий Борис Загорный выскочил неожиданно, словно из-под земли. Он шел, размахи- вая руками. Петр Леонтьевич видел, как молодые люди по- равнялись, что-то сказали друг другу и пошли вме- сте по направлению к заводу. На этом задание ста- рика кончалось, он мог идти домой, но ноги сами несли его за Григорием и Борисом. Хотелось окон- чательно удостовериться, что все в порядке, что Ко- чубея не схватят гады, подосланные Загорным. Молодые люди остановились возле завода, попро- щались и разошлись. Старик облегченно вздохнул и, опираясь на пал- ку, побрел домой. Лида Малышева тяжело опустилась на стул и мокрой рукой вытерла вспотевший лоб. Из зеркала, висевшего на стене, на нее глядело чужое лицо. Да, потускнела Лидина красота. Молодая женщина снова посмотрела в зеркало и, показав язык своему отра- жению, рассмеялась. Только бы победить Гитлера, тогда и щечки вновь розовыми станут и глаза пове- селеют, а пока что... Лида порывисто вскочила и бросилась к большому котлу, из которого с шумом вырывался вонючий пар. Хоть бы в этот раз не пере- варить мыло. Очень хотелось спать. Ведь только сегодня вернулась она из села, кз^да ходила менять мыло на продукты. Такая у нее работа. Надо товарищей подпольщиков кормить, белье им сти- рать. Трудное на этот раз выдалось путешествие. Дважды останавливали ее полицаи, перетряхивали узел, должно быть, искали листовки. Листовок, ко- нечно, не нашли, а два бруска мыла отобрали, хоть бы оно им боком вылезло. 26
Лида медленно помешивала палкой в котле. Вдруг в дверь тихо постучали. Чужой? «Ямщик, не гони лошадей...» — запела Лида, мед- ленно поворачивая ключ. Перед ней стоял высокий мужчина. Он улыб- нулся, его зеленоватые глаза блеснули. Но Лиду не оставляло чувство тревоги: она уже видала полицаев, которые вот так же ласково улыбались, а затем рас- стреливали людей. — Не достану ли я у вас два литра самогона? — спросил незнакомец. — Не много ли? Высокий снял шапку и вытер платком пот со лба. — И три осушу... — Заходите,— ласково промолвила Лида и доба- вила: — Товарищ. — А Бориса нет? — Скоро придет, раз дал вам пароль,— сказала Лида и спросила: — Может, есть хотите? Загорный часто направлял сюда кого-нибудь из своих товарищей помыться, перекусить или просто отдохнуть. Но вот снова послышался стук — два тихих и один громкий. Борис! Впустив Бориса, Лида сняла с плиты казан с мы- лом (позднее доварится) и вышла во двор, чтобы по- болтать с соседками. Она никогда не слушала, о чем разговаривает Борис с товарищами. Это был закон конспирации. Вскоре Лида узнала, что высокий блондин с зеле- новатыми глазами был советский майор Леонид Светличный. С Борисом Леонид познакомился в пер- вые дни оккупации. ...В сентябре 1941 года Борис до конца выполнил свой долг коммуниста, эвакуировав возглавляемое им хозяйство по откорму скота; самому ему при- шлось уходить уже пешком. Возле села Харковцы он попал в окружение, был ранен и едва живой добрался до Киева. Куда податься? Жена с детьми эвакуиро- валась, к родителям на Подол идти нельзя: там все соседи знают, что он коммунист. Решил пойти на Труханов остров к Марии Ивановне — матери друга детства Кости, доброй чуткой женщине, Гостеприим- 27
но приняла Мария Ивановна Бориса, ухаживала за ним, делилась последним куском хлеба. Как-то к Борису прибежала соседская девочка Татьянка. Взволнованная, запыхавшаяся, она зашеп- тала: — Дядя, там в хате,— она показала на крайний дом,— Катькина мама прячет советского командира, в грудь его ранило. Ему очень плохо. Нужны
иться на работу? Я инженер, а хожу без дела. Этак, чего доброго, в Германию угонят. — Приходи ко мне домой, поговорим,— пригласил Дмитрий. К Федоренкам, в фашистское общежитие, Борис пришел нарядно одетый, с бутылкой вина. Но Марга- рита — жена Федоренко — неприветливо встретила Бориса. Она восхваляла немецкую власть, которая, мол, принесет украинцам настоящую свободу, гово- рила, что каждый украинец должен считать за сча- стье поездку в Германию, и отказалась помочь Загор- ному. Во время этой неприятной беседы к Федоренкам зашел какой-то человек. — Станислав Вышемирский,— отрекомендовался гость. — Это сосед. В генералкомиссариате, в хозяйст- венной части, работает,— шепнул Борису Дмитрий. «Тоже неплохо. Если с немкой не удастся кашу сварить, так, может, с этим чертом удастся»,— поду- мал Загорный и подсел к Вышемирскому. Домой они пошли вместе. — А пропуск у вас есть? Ведь скоро комендант- ский час,— напомнил Станислав. — Нет,— вздохнул Борис. — Ну, со мной не пропадешь,— и Вышемирский остановил автомашину, мчавшуюся по улице. Шофер был знакомый, Станислав, словно хозяин, открыл пе- ред Борисом дверцы автомашины: — Садитесь, отвезу домой. «Влиятельная особа,— подумал Борис и решил про себя:—Я от тебя не отияжусь. Ты мне приго- дишься». На другой день Загорный снова встретил Дмитрия. Тот смущенно сказал: — Прости, что так с женой получилось. Испуга- лась она тебя... Боится, не провокатор ли. — Молодец! — похвалил ее Борис.— А сейчас рас- скажи мне, что ты знаешь об этом Вышемирском? Дмитрий рассказал Борису, что Станислав поляк, работает у гитлеровцев, чтобы сохранить жизнь своей жене-еврейке. Ему удалось даже устроить ее на ра- боту, а старушку мать они где-то скрывают. 29
С тех пор прошел месяц Теперь Борис вспомнил о Станиславе Вышемирском и решил поручить ему достать бумагу, краску. «Вот и начнем с тобой, голуб- чик, кашу варить!»—подумал он. Дмитрий Федоренко устроил встречу Борису с Вышемирским у контрольной будки. Василий Загор- ный и другие хлопцы прятались неподалеку; в слу- чае чего Вышемирскому живым не уйти. Борис сказал: — Нам, Станислав,— понимаешь, не мне, а н а м,— нужна твоя помощь. Достань кое-что в своем комиссариате. — Что именно? — Килограммов пять бумаги, немного краски и несколько чистых бланков аусвайсов. — Понимаю. Как только достану — передам через Дмитрия. Вы не думайте, что я какая-нибудь парши- вая дрянь... Рад, что встретился с вами. 5. (Из дневника Григория Кочубея) Решил кое-что записывать. Может быть, это про- тиворечит правилам конспирации. А вдруг погибнем, вдруг нас схватит гестапо? Как же партия узнает, что мы не сидели здесь сложа руки, а вели себя как на- стоящие коммунисты? И пусть родным нашим не бу- дет стыдно за нас. То, что произошло вчера, окончательно убедило меня: вести эти записи я даже обязан. Решил наведаться к жене моего друга. Нашел ее с тремя детишками и парализованной свекровью в комнате с выбитыми окнами, с проломом в потолке (на дом упала бомба). Подумал: «Надо будет прийти с ребятами и отремонтировать». Но несчастная на- бросилась на меня, стала обвинять в трусости. «По- чему слоняетесь в Киеве? Разве так мы избавимся от Гитлера?.. Позор! Допустили, что он всю Украину захватил»,— кричала женщина. Она выгнала меня, и, когда я шел вниз по лест- нице, в спину, словно палкой, били ее слова: «Преда- тели, отсиживаетесь, трусы. Ждете, пока наши мужья перебьют фашистов на фронте». 30
Бедняга не догадалась, что я не отсиживаюсь, не слоняюсь без дела. Хочется чтобы после победы она и все мои товарищи по партии узнали, чем мы в дей- ствительности занимались в оккупированном Киеве. Борис познакомил меня с хозяйкой конспиратив- ной квартиры Лидой. Артистка! Распустила про себя слух, будто варит самогон: это, чтобы к ней свободно могли ходить. У нее буду хранить свои записи. Дого- ворились, что Лида спрячет их в старой печке. Если наскочит гестапо — одна спичка, и записей как не бывало. 5 апреля 1942 года. Валентин раздобыл еще не- много шрифта. Касса Володьки пополнилась. Он уже может набрать целую листовку. Благо, успешно овладел профессией наборщика. Но... у нас сотни этих «но». Нет печатного станка. Советовался с Борисом, и он обещал придумать что-то вместе со своим бра- том— токарем какого-то гаража. Нет бумаги, краски, радиоприемника... 12 апреля. Вчера состоялось заседание Руководя- щего центра парторганизации. Приехали товарищи из Нежина. Собрались у нас (опять воспользовав- шись тем, что артист был занят в спектакле). Рас- пределили между собой обязанности. Михаил—мой заместитель. Его район — Черниговщина; будет орга- низовывать там группы среди железнодорожников. Кириллу поручили заниматься снабжением, чтобы подпольщики не померли с голоду. Валентин будет руководить агитацией, распространением листовок. Ну, а Володя, разумеется,— заведующий типогра- фией. К слову, на этом заседании приняли Владимира в члены партии. Он вполне достоин. Рекомендовали Валя, Михаил и я. Заседали чуть ли не всю ночь. Надо было обо всем договориться. Часто собираться не придется. Не следует, чтобы нас видели вместе даже свои. Отныне сходиться будем лишь по двое. Определили места свиданий. Кому из членов центра понадоблюсь — бу- дут знать, где искать. Решили никого из членов центра не знакомить с Борисом. Пусть его группу знают лишь я и П. Л. * Да еще познакомил мою тещу 1 Петр Леонтьевич Тимченко. 31
с Лидой. Они будут связными между мной и Борисом. Составили первый протокол нашего заседания. Изложили в нем задачи организации. Протокол поло- жили в бутылку, запечатали сургучом, и Валентин где-то ее закопал. Вложили в бутылку и письмо та- кого содержания: «Кому попадет это письмо, друзьям или врагам? Нас пятеро коммунистов, мы верим, что настанет время, когда советские люди возвратятся в почер- невший от горя и оскверненный гитлеровскими изу- верами Киев. На этой земле будут сооружаться но- вые красивые здания, и наше письмо найдут. Верим в это, и во имя этой веры в прекрасное будущее Со- ветской Отчизны мы создали подпольную организа- цию, цель которой бороться со злейшим врагом, бо- роться до тех пор, пока хоть одна проклятая фашист- ская нога будет попирать священную советскую землю. Если в этой борьбе погибнем, передайте нашим друзьям и близким, что мы до последних дней жизни с честью носили имя коммуниста. Прощайте, товарищи! Киев, Черная гора, 1942 год». Под письмом поставили свои подписи. ...Потрескивает фитиль — в коптилке иссяк керосин. На дворе уже светает. Не заметил, как промелькнула ночь. Надо поспать. Впереди множество дел. 6. В подземелье гнетущая тишина. Первым не вы- держал Володя и затянул баском: Ревела буря, дождь шумел... — Тихо, ты...— оборвал певца Кочубей. — Эх, товарищ секретарь, сухой ты человек. Как же без хорошей песни? Мы потихоньку. Давай, Никита! И к Володиному баску присоединился тенор: ...Во мраке молния блистала, И беспрерывно гром гремел, И ветры в дебрях бушевали... 32