Луч во тьме
Шрифт:
А у веселой Марии сердце сжималось от боли при виде тех, кто выходил из комнаты медицинской ко- миссии с приговором «годен». Она читала в их взоре ненависть к красивой пани, которой не надо ехать в фашистский рейх. Но Мария быстро работала. — Пани, вы ошиблись... На документе написано: «Brauchbar» — годен, а вы поставили на паспорте штамп. Что это значит? Мария побледнела. — Неужели?! Вернитесь! — крикнула она, но де- вушки и след простыл. Мария в полном отчаянии произнесла: — Убежала... Это вы виноваты, господа. Заморо- чили мне голову своим кино, Венерою. Пожалуйста, не мешайте работать,— и склонилась над докумен- тами еще одного несчастного, на истории болезни ко- торого стояло «Brauchbar». Докучливые ухаживатели разошлись. Теперь можно было работать свободнее, и Мария, напевая, продолжала... путать. В тот день в паспортах многих молодых киевлян появились штампы, избавлявшие их от поездки в Германию. Весной 1942 года гитлеровцы чуть ли не ежедневно отправляли в Германию эшелоны с молодежью. По- лицаи охотились за людьми, хватая каждого, кто не имел аусвайсов или не мог предъявить паспорта со штампом об освобождении от работы по болезни. Володя Ананьев в подземной типографии мастер- ски подделал такой штамп, и все члены организации «Смерть немецким оккупантам!» могли свободно хо- дить по городу. Кочубей поставил задачу — сорвать отправку ки- евлян на немецкую каторгу. ...На перроне Киевского вокзала формировали оче- редной эшелон. Около теплушек, окруженных коль- цом полицаев, жмутся друг к другу, словно отара напуганных овец, девушки. Парней полицаи держат отдельно. Возле них охрана усилена.
Сегодня необычная отправка. Эшелон вызвался торжественно, с помпой проводить сам руководитель бюро по набору рабочей силы, государственный со- ветник регирунгсрат доктор Яницкий. Но почему док- тор запаздывает? Эшелон должен был отправиться еще в девять утра, а теперь уже двадцать минут де- сятого. Это как-то не вяжется с хваленой немецкой пунктуальностью. Может быть, что-то случилось? Бургомистр Фо- ростовский, тоже прибывший на вокзал со своими чиновниками, не отваживается спросить об этом Крюгеля. Но вот часовые, точно их ударило электротоком, вскинули вверх головы в железных касках, и Крю- гель, четко печатая шаг, направился к входу в зда- ние вокзала. В дверях появился долгожданный регирунгсрат Яницкий. — Хайль Гитлер! — Хайль! Хайль! Хайль! Перрон стал серым от бесчисленного множества воинских мундиров. Яницкий с помощью подчинен- ных неуклюже взобрался на ящик, который должен был служить трибуной, снял с головы фуражку, вы- тер платком взмокший лоб: — Милые киевляне и киевлянки! Великий фюрер приглашает вас: поезжайте в прекрасную Германию. Сто тысяч украинцев уже трудятся в свободной Гер- мании. Великая Германия научит вас работать... Не верьте большевистским агентам! Пройдет время, и ваши родители вновь увидят вас физически окреп- шими и духовно исцеленными. В дороге вас будут вкусно кормить. Пан Крюгель, покажите, чем вы бу- дете кормить украинцев, которые едут в великую Германию... Низенький Крюгель поднял над головой круг коп- ченой колбасы и буханку белого хлеба. — Вот чем вас будут кормить, милые киевляне! А теперь — по вагонам. Счастливого вам пути,— за- кончил Яницкий. — По вагонам! Слышали команду? По вагонам!..— и полицаи начали загонять в теплушки плачущих девчат и растерянных парней. 55
Неожиданно из-за полицейского заслона вырва- лась девушка. — Мамоч-ка-а!.. Дюжие полицаи схватили бедняжку, ее хрупкая фигурка взметнулась над толпой и мячиком полетела в разинутую пасть вагона. Толпа мобилизованных на миг замерла, потом ис- тошный крик прокатился над вокзалом. Рыдали де- вушки, гневно кричали хлопцы. Засвистели плетки. — По вагонам! Иначе будем стрелять... В суматохе никто не обратил внимания на то, что полицаям усиленно «помогали» наводить порядок ка- кая-то женщина и двое мужчин. Они носились от одной теплушки к другой, подталкивали мобилизо- ванных в вагоны, уговаривали их... Наконец паровоз загудел и вагоны медленно покатились. Вместе со всеми провожавшими трое вышли на привокзальную площадь и направились в сторону «Ленинской кузницы». — Ну, как у тебя? — тихо спросил один. — Пусто... — И у меня... — Я тоже все раздала,— прошептала женщина. Это была Мария с биржи труда, а двое ее спут- ников — Николай Шешеня и его новый приятель Сер- гей Ананичев. Они только что провели опасную опе- рацию: раздали мобилизованным небольшие свертки с гостинцами, в которых, кроме хлеба и махорки, были маленькие напильники, плоскогубцы и записки: «Друзья! В 12 часов ночи эшелон остановится в поле, недалеко от леса. Постарайтесь к этому времени от- крыть вагоны. Бегите! В Германии вас ждет пятнад- цатичасовой рабочий день, каторжный труд в под- земных военных заводах, голод, издевательства. Бе- гите в лес! Там вы найдете друзей-партизан. Смерть немецким оккупантам!» ...Мария, Николай и Сергей подошли к заводу и повернули в сторону рынка. — До вечера,— прошептал Шешеня и первый ис- чез в толпе. 56
3. У Григория был такой характер: если что заду- мает, на полпути Fie останавливается. Этому он научился у старшего брата Сергея, к которому пере- ехал в Киев после смерти родителей. Приехал расте- рянный, застенчивый, ошеломленный горем деревен- ский мальчик и стал присматриваться, как живет брат. Днем Сергей — вахтер в школе, а вечерами — студент рабфака. Григорий тоже начал работать и учиться. Всем сердцем юноша полюбил Киев, который вы- растил его, вывел его, сельского сироту, на путь уче- ного: накануне войны Григорий уже готовился к за- щите диссертации на звание кандидата экономиче- ских наук. Родной Киев с гористыми шумными улицами-са- дами, тенистыми парками и цветниками, что сделали с тобой фашисты! Ведь этим извергам не жалко ни людей, ни твоих прекрасных памятников старины, ни фабрик и заводов, ни развесистых великанов-де- ревьев... Григорий чувствовал себя ограбленным. У него украли его Киев. И он поклялся: «Все силы отдам вам, киевляне, чтобы вы могли выстоять». Есть в Киеве улица, к которой Кочубей и близко боялся подойти,— Пироговская. На ней он жил, на ней июньским утром 1941 года впервые услышал слово: война... Ушел из дому, оставив на столе невы- читанную после перепечатки диссертацию. Может, она и теперь там лежит? Однажды Кочубей не выдержал. Как будто ноги сами понесли его на Пироговскую. Он шел по руинам. Эти горы битого кирпича и камня были когда-то зда- ниями Крещатика, Прорезной... Вот улица Ленина. Театр русской драмы. Академия наук. Вот и опера, обшарпанная, чужая. За нею угловой семиэтажный дом одной стороной на улицу Ленина, другой — на Пироговскую. Парадная дверь забита. Что там теперь за окном на первом этаже? А что, если зайти, разыскать дворничиху Татьяну, попросить ключ, который передал ей на хранение? «Не делай глупостей, Кочубей!»,— как будто сказал 57
кто-то сзади. Обернулся—никого... Но он послу- шался этого внутреннего голоса: рисковать нельзя, а тем более без нужды. Бросив еще раз взгляд на окно, так манившее его, Кочубей отправился туда, где его ждали в шесть часов вечера... Организация имеет теперь пятнадцать конспира- тивных квартир, где можно встретиться с товарища- ми, поесть, помыться, переночевать. Но пользовался Кочубей не всеми. Квартира, куда он сейчас напра- вился, была одной из надежнейших. Он чувствовал себя в ней как дома, хотя... Красная площадь, 9. Обыкновенный двухэтажный дом, каких много на Подоле. В левом крыле — штаб немецкой дивизии. Здесь с утра до ночи суета — подъезжают и отъезжают машины, из окон доносится стрекотание пишущих машинок, чужая речь, а у ворот круглые сутки часовой с автоматом. Кочубей подошел к часовому: — К пани Омшанской... Разрешите? Часовой молча кивнул головой. Кочубей нырнул во двор. Что подумал часовой, пропуская Григория? Мо- жет, еще один гость к этой веселой пани, из квартиры которой часто доносятся песни, музыка. Пани музи- цирует, она любит мужское общество... Ничего не поделаешь: надо жить да еще двух детей прокор- мить. У пани же нет мужа. Между прочим, общест- вом этой красавицы-украинки не брезгует даже сам лейтенант Викерн — адъютант полковника Глюка. Часовой с каменным лицом частенько видит, как лейтенант останавливает Омшанскую и подолгу ве- село беседует с ней. А Кочубей в это время думает: «Кажется, мы вы- брали удачное место для конспиративной квартиры. Работаем, как говорится, под охраной немецких ча- совых...» Пани Омшанская, она же Мария, с которой мы уже встречались на бирже труда и на вокзале, была дома. Григорию предстояло встретиться у нее с челове- ком, которому Руководящий центр парторганизации намерен поручить создание подпольной группы на 49-м километре Житомирского шоссе. Возможно, 58
придется ждать этого человека день, два, а то и вовсе не дождаться: путешествовать сейчас очень опасно. По Житомирскому шоссе бредет маленький, изну- ренный человек. Рядом степенно шагает солидный, с длинной бородой и подсмоленными махоркой у сам и, пожилой человек в поношенном комбинезоне. В руке маленького узелок. И пусть кто угодно проверяет его содержимое. Маленький был сапожни- ком, в узелке у него две пары женской обуви для обмена в Киеве на мыло, чай и другие продукты, ко- торых в селе не достать. И документы
явилась на пороге.— Да заходите уж, черт носит вас по ночам... Утром Бойко и Лазебный двинулись дальше. Только к вечеру добрались они до Подола и остано- вились возле Красной площади. Николай Васильевич посмотрел вверх. Занавеска на окне на втором этаже справа от ворот была задернута: значит, можно. Бойко поклонился часовому: — Разрешите к пани Омшанской. Часовой пропустил их. Дверь, в которую Бойко пять раз постучал, сразу открылась. — А-а, Николай Васильевич! — раздался в тем- ноте певучий женский голос, и Мария Омшанская впустила Бойко и Анатолия в квартиру. Анатолий увидел двух мужчин — то были Кочубей и Шешеня. Они сидели за столом. Бойко поздоровался и предста- вил им Анатолия. — Потолкуйте с ним. А мне, Маша, разреши по- мыться,— и он вышел вслед за хозяйкой. Анатолий присел к столу. — Чай будешь пить? — русый мужчина поднес кружку к самовару, который пыхтел, как паровоз. — Наливайте,— сказал Анатолий, настороженно оглядывая комнату. — Ну, давай знакомиться, парень. Так Лазебный вошел в подпольную парторганиза- цию «Смерть немецким оккупантам!». Кочубей доверил Анатолию создание на 49-м ки- лометре Житомирского шоссе подпольной группы. Ей было поручено раздобыть продовольствие для парти- занского отряда, действовавшего в тех местах. На следующее утро по Житомирскому шоссе снова брел маленький Анатолий. Он наконец нашел то, что так настойчиво искал. Дожидаясь Бойко и Лазебного, Кочубей время да- ром не терял. Вместе с Шешеней они разработали план операции по уничтожению фашистского интен- дантского склада. Сначала между ними возник спор. Николай считал, что Кочубею нельзя принимать уча- стия в опасных операциях. «Твое дело руководить, организовывать»,— настаивал он. Но Григорий кате- горически заявил, что пойдет вместе с ними. 60
Примерно с месяц назад отец Сергея Ананичева — Константин Кузьмич познакомился с дворником этого склада — дедом Николаем. Убедившись в том, что старик свой, Константин Кузьмич свел его с сы- ном Сергеем и Николаем Шешеней. Те быстро стол- ковались с дедом. Склад был расположен вблизи Киево-Печерской лавры. Старые складские помещения прятались среди вековых дубов. Заборы тянулись до самых днепровских склонов. Тут и жил дед Николай возле будки с двумя огромными овчарками. Склад тща- тельно охранялся. В воротах стояли немецкие часо- вые, а по двору бегали овчарки. И вот настал этот день: вечером склад должен быть уничтожен. Дед сообщил, что все благоприят- ствует им: на складе собрано много разного обмунди- рования. Припас он и бочонок с бензином: значит, го- рючее есть! До лавры друзья добрались засветло. Залегли на склоне. Высокая, еще теплая от дневного солнца тра- ва хорошо их скрывала. Ждали, пока стемнеет. Нако- нец наступила темная беззвездная ночь. Ананичев перебрался через забор, чтобы помочь деду. (Сергей уже давно похаживал к деду и сумел приручить со- бак.) Кочубей приподнялся с земли. Что там сейчас делает Сергей? Григорий слышал, как в груди ко- лотилось сердце. А может, это не у него, а у Ше- шени? Григорий тихонько окликнул друга. Николай сказал: — Как медленно тянется время... О чем думал Шешеня? Может быть, о том же, что и Кочубей: не в последний ли раз они видели се- годня старого сторожа, Сергея Ананичева, смелого комсомольца, душевного друга? Может, их уже схва- тили? Нет, на складе тихо. Кочубей и Шешеня имели оружие, и они готовы были до последней капли крови защищать жизнь старика и юноши. Собирался дождь. Хоть бы не помешал пожару. Вдруг вечернюю тишину прорезал тихий свист: сиг- нал Сергея. Кочубей и Шешеня вскочили с земли, приготовили оружие. 61
В небо взвился огненный столб. На складе засуе- тились, запрыгали часовые, залаяли овчарки. А Сер- гей с дедом словно сквозь землю провалились. — Серге-ей! — не выдержал Григорий. Шум на складе нарастал. Огонь бушевал. Пламя взвивалось вверх высоким столбом. В ворота влетело несколько пожарных машин. Донеслись автоматные очереди. ...Пройдут годы, на живописных склонах Днепра вспыхнет огонь Славы в память тех, кто спит веч- ным сном на этой добытой в смертельных боях род- ной земле. Огонь будет гореть и в честь четырех смельчаков, которые однажды летом 1942 года совер- шили этот героический подвиг. 4. До войны здесь цвели розы — красные, белые, желтые. Григорий очень любил эти прелестные цве- ты, неповторимые в своей чарующей красе. Сейчас роз не было. Но были каштаны, клены, был Тарас Шевченко, были — тихие и безлюдные сейчас — ал- леи любимого киевлянами Николаевского сквера. Каждый четверг Кочубей присаживался на ска- мейке вблизи памятника Кобзарю и читал, дожи- даясь товарищей, которым надо повидаться с секре- тарем своей парторганизации. Сегодня должен приехать Ткачев. Шешеня видел одного нежинского машиниста, и тот сказал: «Кузьма передает Павлу, что съездил в Сумы успешно, будет в четверг». Кузьма—подпольная кличка Ткачева, а Павел — Кочубея. К слову, отныне Кочубей уже не Николай Тимченко, а Константин Иевлев. Он решил сменить документы, так как Вера Давыдовна Анань- ева заметила, что около их дома на Железнодорож- ном шоссе второй день вертится какой-то тип. Он по- стучался к Вере Давыдовне и попросил напиться воды. — Что, мать, скучаешь? — спросил он.— Сама живешь? — Сама, сынок, сама. А что, может, вам квартира нужна? — не растерялась Ананьева. 62
— Да нет, спасибо. Кочубей решил на Железнодорожное шоссе пока не ходить. Вера Давыдовна, с которой он встретился на Владимирском рынке, передала ему новую рабо- чую карточку на имя Константина Ивановича Иев- лева, инженера управления Киевского железнодо- рожного узла. Пожар на интендантском складе наделал в Киеве много шуму. Гестапо свирепствовало. Появление по- дозрительных людей на Железнодорожном шоссе насторожило Кочубея и всех подпольщиков. Кочубей с Шешеней условились и к Марии Омшанской вре- менно не ходить. Теперь Григорий обосновался на новой конспиративной квартире. Григорий развернул газету. Что лее пишут фаши- сты в своем грязном листке? Ишь, снова расписы- вают «рай» в Германии, соблазняя киевлян ехать туда. А это уже из другой оперы: Гитлер прямо гово- рит, что «каждый образованный человек — враг фа- шизма». Что ж, тут он, пожалуй, прав. Недаром фа- шисты закрыли в Киеве все школы. ...На скамью села девушка. Обыкновенная де- вушка, курносая, круглолицая, светлоглазая. Но ноги... Из рваных ботинок торчали сбитые в кровь пальцы. Видимо, долго шла. Глаза ее устремлены вдаль и как будто ничего не видят. Утомилась? Го- лодна? — Издалека ли, девушка? — спросил Кочубей. Незнакомка вздрогнула и, не глянув на Кочубея, поднялась и ушла. Чего же ты удираешь? Постой! Останови, Кочу- бей, эту девушку! Она, бедняжка, с ног сбилась в поисках подпольщиков. Ведь она — посланец Цен- трального Комитета Коммунистической партии Ук- раины. Десять дней назад девушка эта сидела в большой комнате и беседовала с товарищами, которым партия поручила руководить партизанским движением на Украине. Каждое слово работников ЦК глубоко запа- дало в душу юной комсомолки Зины из живописного Чугуева, что под Харьковом. Записывать ничего нельзя, все надо запоминать. И она запоминала ад- реса явочных квартир, куда надо прийти и передать G3