Луна 84
Шрифт:
Последний файл называется «Кейтлин Сэнд». Информация о сотруднике: «Пол — женский. Токийский филиал NWC. Последнее местонахождение: объект „Мунлайт“, спутник Луна».
«Ага…» — Стоун теперь улавливает связь. Некая Кейтлин Сэнд находится на Луне, на объекте «Мунлайт». Стоун пытается получить расширенную информацию. «Доступ закрыт. Необходим доступ через консоль Nova World Corp либо через ресурсы компании. Подключитесь, пожалуйста, к сети».
«Конечно, разбежался», — усмехается Стоун.
Открывает файл со списком сотрудников токийского филиала. Вводит в поиске: «Кейтлин».
Стоун клацает мышью по имени, открывается фотография девушки. Милая, длинноволосая, с приятной улыбкой, она снята на фоне голограммы цветущей сакуры.
«Дополнительная информация: разработчик программного обеспечения. Местонахождение — Токио. Филиал Nova World Corp. Контактная информация недоступна».
«Так, так, так. Значит, вы похитили мою Ари и передали в токийский отдел. У вас есть сотрудница Кейтлин Сэнд, — Стоун тычет в нее пальцем, — которая, по официальным данным, находится в Токио, — тычет в файл сотрудников филиала, — а по засекреченным данным — на Луне, точнее, на объекте „Мунлайт“. Понятно. Но где и как вы используете Ари? — Стоун озадаченно разглядывает файлы. Привычка разговаривать с самим собой, полученная за годы фриланса, его давно не беспокоит. — Где Ари?! Ублюдки!»
В порыве гнева бьет ногой по столу и ловит, сжав бедра, упавший со стола мини-компьютер. Ставит на стол последнюю рабочую технику. Отберете компьютер — отберете и жизнь.
***
После ужина Стоун вместе со всеми торопливо направляется в камеру. Час свободы — час, когда каждый заключенный «Мункейджа» мечтает как можно быстрее спрятаться за решеткой.
И во время ужина, и сейчас Стоун замечает на себе много взглядов, но не во всех читается раздражение, ненависть или желание его удавить. Некоторые взгляды словно говорят: «О, этот парень все еще жив? Как долго Дикарь будет играть с жертвой?»
Будь он, например, посредником, мог бы прославиться как «человек, который выжил». Тем более что у него теперь появилась ценная информация: Дикарь оказался не таким уж диким. Да, он все еще опасный ублюдок, способный и готовый свернуть Стоуну шею за любой проступок, но триста третий видит и нечто другое. За этим дикарством проглядывает цель, помимо которой Дикарь, как настоящий хищник, не видит ничего. Ему плевать на оскорбления, на слухи и разговоры о нем. Пока никто не стоит между ним и Брауном, он готов мирно сосуществовать с каждым.
«Вы не трогаете меня — я не трогаю вас».
Теперь Стоун знает об этом, но не знают другие — и это его своеобразная защита. Никто не полезет в клетку к тигру, чтобы забрать его ужин. А триста третий сейчас по всеобщему мнению — ужин первого.
Стоун сворачивает к лестнице. Толчком в плечо его сбивает с ног один из гладиаторов. Еще несколько человек, смеясь, блокируют доступ к лестнице. Предлагают особо не обольщаться. Ведь если не Дикарь, то рано или поздно до него доберется Ящер.
Попав наконец на пятый этаж, он ковыляет к камере. Близится конец первого дня в сожительстве с тем, в чьем человеческом начале сомневается как минимум половина
Павла в клетке нет, и Стоун вспоминает, где обычно находится в это время заключенный номер один. Смотрит вниз на площадку. Как и ожидалось, Павел там, у забора. Его взгляд устремлен на вновь ставший прозрачным потолок.
«Реально псих», — бурчит Стоун.
Павел всегда возвращается в камеру вовремя, словно охрана ждет, пока он вернется, и лишь затем выпускает Ящера, но, по словам многих заключенных, охрана тут ни при чем. Именно поэтому после ужина ее тут не бывает. Шепчущий монстр действует по какой-то другой системе, и, раз Павел жив, значит, он эту систему знает.
Стоун смотрит то на первого, то на сотню других заключенных, наблюдающих за ним с балконов, как с трибуны в театре, в ожидании кровавого действа. Эта картина вызывает у триста третьего изумление. Ведь все знают, что, пока самый первый заключенный «Мункейджа» не в клетке, Ящера не будет. Он в некотором смысле гарант того, что решетки не закроются и Ящер не придет. И почему, несмотря на то, что он на площадке, остальные прячутся, молясь, чтобы однажды он совершил ошибку?
Как-то Хадир сказал, что весь Сектор один вздохнет свободно в день, когда Дикарь умрет. Одним Ящером, пусть и в человеческом обличье, станет меньше.
— Ты не боишься?
Павел оборачивается и видит рядом с собой Стоуна. Вопрос остается без ответа.
Все заключенные ошеломленно смотрят теперь уже на двух глупцов, играющих со своими жизнями. Но так даже лучше.
Стоун еще минуту стоит рядом с Павлом, но на большее его не хватает. Вспомнив о здравом смысле, он разворачивается и делает пару шагов к лестнице.
— Знаешь, зачем нужен Час свободы? — спрашивает Павел.
Стоун останавливается. Несколько секунд он осмысляет вопрос и затем отвечает:
— Чтобы давать нам свободу и одновременно ее забирать?
Триста третьему кажется это противоречивым. Заключенным предлагают выйти на площадку в Час свободы, чтобы полюбоваться открытым космосом, но при этом в любой момент камеры могут закрыться — и тогда красоты бескрайнего космоса — последнее, что будет интересовать заключенных.
— Это первое, что приходило в голову тем, кто был тут до вас, — говорит Павел после полуминутного молчания. — Первым заключенным. Парадокс.
Стоун удивляется тому, что Дикарь вообще знает это слово.
— У тебя есть другая версия?
— Версии нет. Есть правда. Они нам ничего не дают. Здесь нет никакой свободы. И этот час нужен им, чтобы мы мечтали, глядя туда, — Павел указывает пальцем на Землю, — а Ящер просто напоминает о том, что наша реальность здесь, где бы ни были наши мечты. — Он легонько топает. Как ты можешь заметить, реальность побеждает. Все в камерах, потому что хотят жить. Жизнь важнее мечты.
— Ты не прав, — Стоун осмеливается возразить. — Знай они то, что знаешь ты, тоже бы выходили.