Луна 84
Шрифт:
Сгореть, превратиться в космическую пыль и рассеяться по тысячам галактик. Стоун не может понять. То ли этого ему хочется прямо сейчас. То ли это его кошмар.
***
Открыв глаза, Стоун видит серебристый пол. Стоун парит в метре над плиткой. Гравитацию отключили или он все еще спит? Стоун пытается оглянуться, но до сих пор ощущает за спиной столб.
— Давай! — командует охранник.
Другой вызволяет руки и ноги Стоуна из мертвой хватки оков — и триста третий падает на пол. Он чувствует, как удар выбивает из него воздух, вернуть который обратно в легкие нет сил. Нет сил даже откашляться. Внутри
— Триста третий, как выспались? — Перекрывая потолок, над ним медленно нависает вытянутое лицо Брауна.
— Отлично, сэр, — выдавливает из себя Стоун.
Начальник нагибается к нему и тихо продолжает:
— Твое дело некоторое время было засекречено, но сегодня оно обновилось. За время руководства колонией я такое наблюдал всего несколько раз. Знаешь, в каких случаях это происходит?
Стоун мотает головой.
— Когда в начале принимается решение, а затем находится причина. В твоем случае думали они долго, а выбрали не очень впечатляющую статью. Я разочарован. «Кража интеллектуальной собственности». — Начальник усмехается. — Признаешь вину?
— Я готов признать все, лишь бы не оказаться снова на столбе.
— Правильный ответ, — усмехается Браун. — Вставай.
Стоун тяжело поднимается. Дрожащие ноги еле держат его.
— Ты быстро учишься. Мне пришлось копнуть глубже, и, судя по моим данным, ты умный парень. Я бы даже назвал тебя самым умным среди этих обезьянок, не будь у нас Мэлфота. Теперь мне известно о тебе многое. Надеюсь, ты не осуждаешь меня. Мне важно знать, с кем я имею дело и кто и когда может пригодиться и кому, соответственно, могу пригодиться я. Понимаешь?
Стоун кивает.
— Ты понял свою ошибку?
— Да, да, сэр. Больше такого не повторится, — автоматически отвечает он, не имея представления, о какой именно ошибке идет речь.
— Еще раз. Посылка. Где она?
— Я не знаю, сэр… Пожал… — начинает умолять Стоун, но начальник колонии, закатив глаза, поднимает руку.
— Ладно. Заткнись. К сожалению, придется признать, что ты не врешь.
— Не вру, сэр. Только не вам.
— Рад это слышать, — улыбается Браун, затем командует охране: — В камеру его, к Дикарю!
— Но сэр…
— Это вынужденная мера. Теперь ты у нас одиночка, и Дикарь тоже. Я не могу посадить тебя одного в целую камеру. Политика колонии не допускает такого расточительства ресурсов. Кроме того, высока вероятность, что в камерах с другими заключенными тебе будет… некомфортно, и в этом виноват ты сам. Думаю, вы уже успели подружиться. Кроме того, твое наказание еще не закончилось. Ты, если так можно выразиться, только на начальной стадии своего перерождения.
Браун разворачивается. Стоун пытается опротестовать решение начальника, но после первого же шага падает. Охранники хватают его за плечи и рывком возвращают в вертикальное положение, но он не может стоять на ногах и снова оказывается на коленях.
— Нет, нет, нет, начальник Браун, пожалуйста! — взмаливается Стоун. — Куда угодно, но не к нему. Он же меня убьет! Пожалуйста, дайте мне одиночку.
— Одиночку надо заслужить. Мистер Стоун, здесь все надо заслужить — и в первую очередь заслужить право на жизнь.
Браун кивает своим работникам, и
Дотащив триста третьего до камеры, охранники бросают его тело у входа, затем сигнализируют смотровой. Двери медленно открываются. Стоун с высоты разглядывает расплывчатый Сектор два.
Девушки сидят по камерам. Он невольно задумывается: в какой из них сейчас Луна? Видит ли она, через что он проходит? Чувствует ли к нему хоть каплю жалости? Вообще, это и ее вина тоже! Понимает ли она это?
«Назвала меня пустым местом».
Но если подумать, то он прошел через столько за эти две недели — и все еще жив. Все еще дышит, мозги не спеклись к чертям.
Да, наверное, он не лучший представитель человечества и большинство заключенных предпочтут назвать его дерьмом, а не человеком, но он не пустое место.
Камера открыта. Безвольное тело Стоуна затаскивают внутрь, и затем дверь сразу закрывается. Решетки меняют режим и, раздвигаясь пластинами, превращаются в глухую стену. Помещение обволакивает темнота. Стоун хватается за ножку койки и, кое-как сев, забивается в угол ближе к стене, которая совсем недавно была входом в эту нору. Ничего не видно. Довольно быстро Стоун начинает дрожать — то ли от холода, то ли от страха. И где-то тут, в темноте, сидит Дикарь. Дышит тем же воздухом. Триста третий слышит его. Может быть, он лежит на койке, может, уселся в дальнем углу или стоит сейчас над Стоуном, выбирая момент, чтобы обхватить его тонкую шею и припомнить все, что было сказано, пока они висели на столбах. Стоун нехотя вспоминает, было ли сказано что-то настолько обидное, за что можно без зазрения совести свернуть ему шею. Обидных мыслей в адрес Самсурова было много, но не все они были проговорены вслух. Или все?
Зрение понемногу адаптируется к темноте — но не голова, не мысли. Зубы стучат, и Стоун не может скрыть своего страха. Последний заключенный, оказавшийся в камере с Дикарем, не прожил и одного дня. Тридцать, сорок ударов ножом? За что?
Он вспоминает, как однажды сидел за столом с незнакомыми безбилетниками, обсуждавшими жертву Дикаря. Те утверждали, что это был тихий парнишка, до чертиков боявшийся всего на свете. Охрана схватила жертву прямо во время Терок. Пока его тащили в эту камеру, он молил охранников о пощаде, молил не бросать к Дикарю, но безуспешно. Это закончилось кровавым месивом. А чем Стоун лучше? Молил Брауна точно так же, скорее даже визжал на всю колонию.
— Встань! — звучит команда из темноты. Стоун испуганно вздрагивает и еще сильнее прижимается к стене. Еще раз, но более настойчиво: — Я сказал, встань!
Стоун подчиняется. Пришло время отвечать за длинный язык. Он проклинает себя за то, что вообще решил завести с ним разговор. Ребро все так же молит о том, чтобы его оставили в покое.
— У доктора был?
— Нет.
— Давали таблетки? Что-нибудь кололи?
— Нет, нет, — с дрожью в голосе отвечает триста третий. — То есть не знаю. Меня сняли со столба и сразу п-притащили с-сюда. — Стоуну становится тяжелее говорить. Так что же — холод или страх заставляет зубы стучать? Скорее и то и то.