Луна 84
Шрифт:
— Думаешь? Если бы все они вышли сюда, со всеми своими мышцами и заточками, думаю, у них был бы шанс решить эту проблему. Но они предпочитают сидеть и бояться.
На это Стоуну нечего ответить. В словах Дикаря есть правда. И вспомнив об этой правде, триста третий делает шаг к лестнице.
— О чем ты сейчас думаешь? — задает еще один вопрос Павел.
Стоуну хочется сказать, что его мысли — о красоте Земли, о родителях, но он понимает, что думает о другом. Раньше, пожалуй, в такой ситуации он бы соврал, но теперь вся колония знает, что он
— Думаю о сигнале, о Ящере, который может появиться в любой момент. Я боюсь.
— Вот поэтому никто из вас не сможет думать о свободе, оказавшись здесь. Мы в первую очередь думаем о выживании.
— Хочешь сказать, что ты свободен?
— От всего этого, — Павел кивает на камеры, — да. Вы хотите выжить, а я — дожить.
— До момента, пока не убьешь его?
Павел, немного помолчав, отвечает:
— Такой план.
Стоун хочет узнать, чем вызвано это почти слепое желание убить Брауна, но не успевает задать вопрос.
— Павел, подойди, пожалуйста. Нам надо поговорить. — Луна стоит у забора.
— Нам не о чем говорить. Возвращайся обратно, время вышло, — Павел практически отдает ей команду, а затем уходит.
Стоун молча стоит между ними.
— Еще трое умерли! Что дальше? — кричит она ему вслед. — Будешь ждать, пока всех убьют?
— Осталось несколько минут, — завершает Павел, глядя на часы на смотровой, и идет к лестнице.
— Ты должен кое-что знать, — продолжает Луна, но Павел ее игнорирует. — Это важно!
Стоун делает пару шагов за ним, но останавливается и подходит к забору.
— Мы в одной камере. Я могу ему передать, если дело срочное.
Обеспокоенный взгляд Луны переходит с удаляющегося Павла на Стоуна. Он видит, что та колеблется.
— Я могу ему передать.
— Тебе нельзя доверять. Ты знаешь, какого мнения о тебе вся колония.
— Не всё… — неуверенно бормочет он, — не всё из того, что сказал Браун, правда. Я виноват, но…
— Один вопрос, Стоун, — перебивает его Луна.
— Да, — он мгновенно приободряется. В этот момент Стоун ощущает, что готов на все, чтобы доказать ей, что в нем есть хоть что-то человеческое, что он не пустое место.
— Что бы ни произошло между нами в день, когда ты тут появился, что бы ни произошло в последующие дни, это не имеет значения по сравнению с тем, что ты сделал с Хадиром. Я знаю о разговоре между тобой и триста первым в столовой. Слухи разбегаются быстро. Ты признал, что предал его. Так говорит и Браун. Если он не прав, скажи, что это не так. Скажи, что ты не имел к этому никакого отношения. Но будь честен. Я могу видеть ложь.
Стоун сразу распознает свой обычный порыв соврать — ему самому противно осознавать, что в нем это есть. Вспомнив лицо Хадира, сидевшего сегодня в столовой, он понимает, что устал от вранья. Устал от того, что люди вокруг гибнут, а он, как всегда, всплывает на поверхность. Мокрый, но живой.
Луна, уже не первый раз прочитав правду на его лице, кивает и тихо
— В этом дело. Не в репутации, не в клубах, а в тебе. Может, ты был хорошим парнем за Земле, но это место выворачивает каждого из нас и показывает, что у нас внутри. Ты и тебе подобные — это порода людей, ставящих свои интересы выше остальных, ставящих свою жизнь выше жизни друзей. Таких, как ты, было здесь много — и все они заканчивали одинаково. Мы же держимся друг за друга. Доверяем друг другу. Извини, тебе нельзя доверять. — Договорив, Луна пятится назад и произносит: — Лучше поспеши. — Она разворачивается и быстро уходит.
Стоун смотрит ей вслед. С этими словами не поспоришь. Они чистая правда, и он это знает. Он поднимает глаза к потолку. У него так и не было больше возможности спокойно понаблюдать за Землей.
«Стоун, возвращайся!» — грозный голос прорезает воздух.
У решеток его бывшей камеры стоит Бенуа. Триста третий, вспомнив о Ящере, ковыляет к лестнице, а по ней на пятый этаж. Несмотря на проблемы с коленом, он делает один шаг за другим, слыша за спиной уже знакомые насмешки, оскорбления и пожелания смерти. Идеальное зрелище для толпы — всем ненавистный заключенный, попавшийся в руки Ящера.
В тот момент, когда звучит сигнал, он уже на своем этаже. Следующая задача — за семь секунд добраться до камеры. Успев отдышаться, он срывается с места, подтягиваясь по перилам. Покалывание в боку не дает ускориться. Бедра горят, ноги становятся будто жидкими: они не то что не могут двигаться быстрее, но даже держат его с трудом.
Задыхаясь, он переставляет одну ногу за другой и уже видит прутья их общей с Дикарем камеры. Толпа в экстазе ведет подсчет: «Шесть! Пять! Четыре!» Слишком далеко — Стоун сдается, рисуя в воображении картину своей смерти. Может быть, спрыгнуть отсюда? При удачном приземлении, например на шею, можно мгновенно лишиться жизни — заодно и все мучения закончатся.
«Три!»
Они с отцом договорились встретиться, но, видимо, Стоун не сдержит обещания. Хотя на обещании можно было поставить крест еще в тот день, когда он попал в «Мункейдж». Отсюда никто никуда не уйдет. Только смерть — самый короткий путь на выход. И Ящер Стоуну в этом подсобит.
«Два!»
Из камеры выпрыгивает Павел и срывается к нему. Схватив его за воротник, он, чуть ли не выписывая телом Стоуна дугу, швыряет его внутрь, а затем, оттолкнувшись ногой от перил, ныряет следом.
«Один!!!»
Камера закрывается.
— Ну что?! — интересуется кто-то.
— Успел или нет?! — спрашивает другой.
— Ублюдок! Кажется, будет жить!
Толпа недовольна. Заключенные перекрикиваются, интересуясь, успел ли новый отшельник вернуться в пещеру.
Стоун испуганно оглядывается. Подняться на ноги он не может. Боль в боку не дает ему ничего сделать. Даже тяжелая одышка сопровождается покалываниями. Павел встает. Стоун, готовясь к взбучке, закрывается руками, но злой сосед проходит рядом и садится в темном углу.