Луна 84

Ханипаев Ислам

— Павел! — кричит из-за забора Луна. Снова она — и опять к нему. Вероятно, ждала, пока он появится. Видимо, действительно что-то важное.

Оглянувшись, первый замечает ее, хмурится и идет дальше.

— Остановись! Ты должен кое-что узнать! — кричит она вслед, но он игнорирует ее.

Не получив ответа, она пропадает из виду.

Стоун заходит в камеру. Через пару минут та закрывается в стандартном режиме прутьев. Он хочет спросить у Павла, почему тот игнорирует Луну, но не решается. Дикарь же сразу занимает верхнюю койку.

— Правила те же. Если вдруг очень захочется меня убить, помни, что я сделаю это с тобой раньше, — доносится сверху.

Стоун не отвечает. С чего это ему вообще захочется

убивать Павла? Больше шансов прибить самого себя каким-нибудь незамысловатым способом, типа попытаться раскроить голову, протаранив решетку.

Терки начинаются.

Стоун с виду беззаботно лежит в укрепленной камере и пытается разобраться в том, что случилось во время обеда. Теперь сомнений не остается: отвернувшись от него перед всеми, Оскар и Бенуа поставили на нем крест. Отдали члена стаи на съедение другим как самого слабого, прокаженного, тянущего остальных вниз. Ему хочется испытывать к бывшим друзьям ненависть, но ее нет. Их нельзя винить: ведь то, что произошло с Хадиром, могло произойти с ними и с любым другим, кто доверился бы триста третьему. Он понимает, что поддержки теперь нет и этот жест с едой от Дикаря ничего не значит. Сжалился разок. Но, если у него будет возможность, поставив на кон жизнь Стоуна, получить еще одну попытку добраться до Брауна — да и вообще если Стоун будет помехой — Дикарь быстро и без угрызений совести сделает то, что должен. В конце концов, кто сказал, что дикарская поддержка — это хорошо? Еще вчера только разговор с первым уже был риском для жизни.

— Я теперь сам по себе… — бурчит триста третий, а затем, поняв, что произнес это вслух, закрывает глаза и мысленно ругает себя.

— Ты с самого начала был сам по себе, — отвечает Павел лишь спустя несколько минут.

Стоун замечает стену — точнее, то, что он видит на ней, и это заставляет его замереть. Сотни приклеенных хлебных шариков составляют некую картину — историю колонии. К нему наконец приходит полное понимание, что сидит он в камере с заключенным номер один — с первым заключенным «Мункейджа». Дикарь, Павел Самсуров, вероятно, знает, что происходило здесь с самого начала. Через что ему пришлось пройти за эти годы? Какой была колония тогда? Стоун, начинавший как разработчик приложений, знает, что ни одно — даже самое крутое — приложение никогда не работает с самого начала на сто процентов. Оно всегда обновляется, улучшается — и колония, без сомнений, такой же проект, его обновление наглядно сегодня продемонстрировал Браун, убив Гарри. То, что видит Стоун сейчас, не было таким с самого первого дня. И этот парень, лежащий сейчас на верхней койке, видел «Мункейдж» версии один-ноль. Видел, что было здесь до колонии. И именно в этот момент все собирается воедино. Стоун окончательно утверждается в том, что Павел Самсуров — это…

«Внимание! Объявление! — голос Брауна. — Сегодня клуб посредников потерял одного из своих представителей. — Стоун встает с койки, подходит к решетке и смотрит на экран, где через мгновение появляется знакомое лицо. — Заключенный номер двести семьдесят девять, он же Райан Зоффа, к сожалению, скончался утром после сильной мигрени, вызванной травмами во время последнего боя. Мы провели расследование и выяснили, что некоторые из вас видели, как в день смерти Хадира Тарека они много времени находились вместе, и это наводит меня на определенные мысли. Велика вероятность, что мистер Зоффа тоже стал жертвой хитро запутанной махинации, в которую вовлечены первый и триста третий заключенные. Если у вас есть какая-либо информация, вы можете обратиться ко мне через работников колонии. Вознаграждение обеспечено».

Снова просыпается вулкан ярости. Недовольный гул и оскорбления звучат с площадки в адрес теперь уже двоих отшельников.

Стоун думает: «Вот теперь точно зачистка завершена. Никого не осталось. Он убил всех, кто знал о посылке,

кроме меня… Для этого я ему и нужен — чтобы отвлечь толпу. Шах и мат».

Я здесь из-за тебя

Стоун часто поднимался на крышу Норт-Мичиган, 900, когда отец здесь работал. Ему не разрешалось подходить к краю, но восьмилетнему мальчишке всегда хотелось посмотреть вниз с самого опасного места — с металлического козырька. Уже тогда были первые пыльные облака, слегка размывавшие картинку, но букашек, спешащих на работу, еще было видно. Стоун смотрел на них, пока отец что-то обсуждал по телефону или спорил с коллегами, тоже вышедшими покурить.

В один из таких дней после долгого наблюдения за прохожими Стоун наконец задал вопрос — и только когда он прозвучал, понял, насколько же тот глупый:

— А кто все эти люди?

— В смысле? — усмехнулся отец. — Отойди немного от края. — Сын сделал два шага назад, хоть и не понимал зачем, ведь он все время держался за низкое ограждение. — Люди как люди.

— Ну-у-у… Они все идут на работу? — неудовлетворенный таким простым ответом, переспросил Стоун.

Отец подошел ближе и тоже с интересом посмотрел, будто решил на всякий случай удостовериться, что это те же самые люди, что и последние десять лет, пока он тут работает.

— Не знаю. Да, наверное. Сейчас же утро. Так что, скорее всего, большинство идет на работу. Мы с тобой тоже полчаса назад, как и они, шли там, внизу, и если тут, на крыше, был кто-то другой, то он тоже мог смотреть на нас, думая, куда это мы спешим.

— Понятно… — согласился Стоун, но скорчил задумчивое лицо, и отец догадался, что сына и это объяснение не устраивает.

— А что?

— Ничего. Их так много. И они все куда-то спешат, как муравьи. У всех… как будто…

— Да, у всех свои жизни. Свои дела. Дети, родители, ну и работа, — продолжил мысль отец.

— И им нет дела до меня, — зачем-то добавил Стоун.

Услышав это, отец удивился, а затем даже рассмеялся.

— Они же тебя не знают.

— Да… Просто иногда кажется, что есть я и есть все остальные. Ну, как в той игре про кошку.

— А, все создаются по ходу игры и живут для тебя? Как будто главный герой ты, Дэнни? — улыбнулся отец. Стоуну стало неловко, но он кивнул, потому что именно это и имел в виду. — Отсюда ты видишь, что у всех свои дела и у каждого свой мир, и не можешь понять, настоящие они или симуляция?

— Да, — согласился мальчик, поражаясь тому, что отец понимает его с полуслова.

Тот всегда его понимал — и понимал, что Стоун если не гений, то уж точно одарен. И поэтому в очередной раз сказал:

— Только мой сын задает такие вопросы в таком возрасте.

Затем, когда они уже вернулись в кабинет и отец успел поработать, а Стоун поиграть во что-то на портативной консоли, тот вдруг сказал:

— Да, ты прав. Интересно получается. Миллионы людей — и у всех какие-то свои дела.

Стоун ответил то ли кивком, то ли коротким «ага» и продолжил играть.

Совсем недавно это шестидесятишестиэтажное здание было поглощено постоянно расширявшейся карантинной зоной. Новый плотный смог с промзоны не растворялся, уходя на высоту облаков, а застревал где-то посередине, что сказывалось на незащищенных строениях. Те быстро начинали сыпаться, и после нескольких чрезвычайных ситуаций было принято решение закрывать высотки, владельцы которых не могут позволить себе ежегодный ремонт и обработку внешней части зданий. Конкретно этот бизнес-центр придерживался всех постановлений и даже на пару лет стал островом на фоне происходящего вокруг. Но затем, проиграв экологическим реалиям, был выведен из эксплуатации и, как следствие, поглощен карантинной зоной. Тысячи сотрудников десятка разных компаний покинули его — и теперь это просто гигантский скелет прошлого мира. И таких скелетов на окраинах Чикаго уже сотня.