Любовь хранит нас
Шрифт:
— Быстро — не кайф, Леш, — выгибаю грудь вперед.
Он хмыкает и разворачивает меня к себе лицом:
— Разбаловал тебя? Раскрыл чувственность и страсть разжег? Показал всю красоту прелюдий?
— Ты — просто чересчур внимательный и очень нежный, а я ценю твое доброе отношение. Леш, ты — аккуратный и весьма-весьма чуткий муж.
— Внимательный, нежный, аккуратный, чуткий… И поэтому ты противозачаточные таблетки так усердно пьешь? — с очевидной издевкой говорит. — Боишься забеременеть? Или…
Что? Что он сказал?
Отталкиваюсь, отстраняюсь, и виновато
— Ты… Зачем? — тихо задаю вопрос.
— Извини, я… Оль… Глупость сказанул и не подумал. Блин! Дурак какой-то! Я — дурак, душа моя. Тихо-тихо. Давай назад сейчас все отмотаем. Ничего не было! И… Раз! Сначала. Душа моя, идем в кровать?
Алешка ковырялся в моих вещах? Нет-нет! Стоп! Нет у нас больше мое-твое. У нас с ним общая аптечка. Вот я — глупая жена, да просто дура — оставила все на видном месте. Надо было, что ли, под подушку спрятать? Дурная голова!
— Могу все объяснить, Оля. Ты сказала, что уколола палец. Глубоко, до крови…
— Я пошутила, Алексей, — смотрю невидящим задумчивым взглядом. — Ты вынудил соврать, почему я в трубку ойкнула и резко замолчала, вот я…
Отхожу от него подальше и опускаю голову.
— Извини меня, — долдонит, как заведенный, одно и то же в десятый раз.
Зачем он это постоянно повторяет? Зачем извиняется? А главное, за что?
— Пьешь, значит, так надо. Оль, пожалуйста, не замыкайся, поговори со мной. Что происходит? Я неправильно все понял? Это для профилактики? У тебя есть проблемы? Ты здорова? Иди-иди сюда…
К чему эти вопросы? Три месяца, до сегодняшнего дня, он ни о чем таком не помышлял, и ни на что не намекал. А теперь? Что ему сказать? Что? Пью таблетки, потому что страхуюсь, боюсь, не знаю, как это все должно в нормальных семьях происходить? Как муж с женой договариваются о том, что уже время? Или это по залету, по настоящей страсти, или по графику, в определенные дни цикла? Как? Пью, потому что доктор мне их прописал!
— Да, я здорова. Нет проблем.
Он ерошит свой затылок и бегает глазами по двум парующим тарелкам с яичницей-глазуньей и румяно зажаренным беконом.
— Позавтракаешь со мной? — кивает на этот натюрморт.
— Угу. С удовольствием, муж.
Спокойно принимаем пищу, облизываемся, даже кое-кто просит добавки, потом все убираем — снова вместе, так у нас теперь заведено:
«Подай, пожалуйста, вилку. Спасибо. Будешь еще пирожок? Угу, не откажусь. Наша мама — кулинар-интеллектуал. Господи! М-м-м, это нечто. Давай помогу? Я сама. Всегда все вместе, Оля. С этим не спорь, душа моя».
— Оль, — он подает мне тарелки и сразу же пытается заглянуть в мои глаза, — я повел себя по-скотски. Тупой дегенерат. Моим действиям и словам нет оправдания, нет никакого логического объяснения — тупой аффект и жажда одним прекрасным человеком обладать, а также контролировать тебя, следить, чтобы все нормально было. Вероятно, я — больной на голову частный собственник, малыш! Я должен быть в курсе, что в моей семье сейчас происходит, я просто не смогу сидеть сложа руки и тупо наблюдать, как мой корабль пойдет под музыку ко дну. Пассивность и аморфность —
— Нет-нет, Алеша. Все нормально, — принимаю посуду из его рук и случайно к теплым пальцам прикасаюсь. — Никаких проблем. Ты прав, я нагло солгала. Вернее, я не сказала, что принимаю противозачаточные таблетки, потому что…
— Тебе ведь их доктор прописал?
— Але-е-е-ша, — кривлю губы и, кажется, собираюсь пустить слезу, — я тебя прошу…
— Нет-нет. Надо, значит, надо, — осматривается по сторонам. — Все! Кажется, нормально, а мы закончили. Давай собираться, а то Зверь устроит нам грандиозный скандал.
Прекрасное летнее утро, затем чудесный день и задушевная беседа с Тоней, плотоядные намеки мужа на умопомрачительный секс — все из нереальной или прошлой жизни, а сейчас мы, как будто бы чужие, сидим с надутым видом в машине и наблюдаем за железнодорожным переездом и грузовым составом, неспешно передвигающимся по ржавым рельсам. Как говорит Алешка: «Приплыли! Зашибись!».
— Оль, — муж прикасается к моим без конца дергающимся пальцам, — я прошу тебя, поговори со мной, а если хочешь, то…
— Все хорошо. Не обращай внимания. Мне нужно немного времени — утро слегка выбило из себя. Но это… — поворачиваюсь к нему и вымученно улыбаюсь.
Господи! Пожалуйста, нет! Он все понимает, все-все по моему лицу читает — измученную тайнами гримасу, наигранную ухмылку, адский блеск в глазах. Я сглазила нас, когда сказала, что по-прежнему медовый месяц, я обманула его мать, когда похвасталась, что все нормально, я запуталась в невинной лжи… Хочу все рассказать! Мне надо выговориться! И если после этого…
— Ну, наконец-то. Пора, — Лешка заводит двигатель и наблюдает за поднимающимся шлагбаумом, а на меня совсем не смотрит, но очень быстро шепчет. — Я люблю тебя! Люблю, люблю, люблю. Детка, помни об этом, помни про защиту, пожалуйста. И не смей, слышишь, не смей… Не выдержу, Оля! Перестань в эти свои изощренные игры играть… Я, блин, правил их не знаю!
Оставшуюся часть дороги проводим в жутком оцепенении, прерываемом странными комментариями Смирнова:
«Смешной котенок! Оль, смотри! Господи, ну и цвет! Дебил, наверное, красил. Это же… Какой, Оль? Салатовый или змеиный? А это что еще за ужас! Твою мать, вот так насмотришься, потом ночью спать не будешь! Район уродливых конструкций, а говорят еще, что у этих диковатых хозяев денег не счесть…».
Он так старается меня отвлечь или просто хочет успокоиться и не обращать внимания? Я то и дело вскидываю на нервно улыбающийся профиль мужа встревоженный взгляд. Контролирую его реакцию и настроение. Алешка вроде светится, но не живо, скорее бледно-мертвенно, а может быть… Радиоактивно. Он злится на меня? Ненавидит? Поедом ест?
— Здорово, Макс, — муж шепчет ярко улыбающемуся Морозову, со мной пока не разговаривают, вот я молча на входе и стою.
— Ты чего? У вас там все нормально? — Максим отходит в сторону и пропускает в дом. — Оля, здравствуй. Как дела?