Любовь и ненависть
Шрифт:
Вы что, поссорились?
И он посмотрел на меня так, словно в чем-то подозревал.
Трудно было обмануть этот проницательный взгляд. Я ответил,
что там, в училище, меня дожидается земляк. Будет
волноваться. Адмирал озадаченно покачал головой и сказал,
что его шофер отвезет меня.
Ира, прощаясь, многозначительно пообещала:
– А карточки получите через пять лет. Я сама вам вручу.
–
Она протянула маленькую тонкую руку, и на
вроде бы виноватая улыбка.
Неужели она догадалась, что я слышал разговор обо
мне? Высокая, стройная, она стояла у калитки и смотрела на
меня. Я захлопнул дверцу. "Победа" рванулась. Синее платье с
белым бантиком мелькнуло у калитки и растаяло. Мне стало
грустно. Через пять лет она передаст мне карточки. Прикинул в
уме - тысяча восемьсот дней. Почти вечность!
...Но вот пролетели эти пять лет и уже не кажутся
вечностью. Я видел море и корабли, я плавал в штормовую
погоду. Эти годы сделали меня моряком. Я, наверное, очень
изменился - я сужу об этом по Марату: он сильно возмужал и
окреп, сделался каким-то другим, совсем непохожим на того
юношу, которого я встретил пять лет назад.
Меня и Марата называют друзьями. Я иногда спрашивал
себя: так ли это на самом деле?
В Марате есть что-то подкупающее, но оно не совсем
определенное, какое-то расплывчатое, туманное, именно "что-
то". В нем много пыла, самоуверенности, решительности, но
иной раз кажется, что все это в нем случайное, занесенное на
короткое время. На людей он смотрит словно бы с
недоверием. К моему другу Валерке Панкову относится
снисходительно. Со мной держит себя на равной ноге, вроде
побаивается меня, как это ни странно звучит. Валерка говорит,
это оттого, что я ему нужен, что без меня он бы пропал. Я так
не думаю: Марат не из тех людей, которые боятся пропасть. Я
иногда вместе с ним занимался, помогал ему. Особенно в
последний год. Ходили слухи, что из-за плохой дисциплины
выпустят его младшим лейтенантом. Приезжал его отец, о
чем-то разговаривал с начальником училища, с председателем
государственной комиссии. Все обошлось для Марата
благополучно. Многие находят его способным парнем, в
характере которого соединились зазнайство и легкомыслие.
Тысяча восемьсот дней! Но удивительное дело - ярче
всего мне запомнился самый первый из них - мое первое
свидание с морем и те добрые, славные люди, которые тогда
показали мне его: Дмитрий Федорович Пряхин и его дочь
Ирина. К ним у меня сохранились чувства признательности
любви. И хотя с тех пор я не был у них на даче никогда, этот
уголок часто стоит у меня перед глазами.
Дмитрий Федорович недолго был в училище: его
перевели куда-то на Север командиром военно-морской базы.
Об Ире я вспоминал все эти годы, хотя встречались мы раз
пять, не больше. Теперь она невеста Марата, и мне остается
лишь дружески позавидовать ему.
Запомнилось и еще одно: как-то раз, уже не помню за
какие грехи, Марат был лишен увольнения в город. В
воскресенье за завтраком он мне сказал как бы между прочим:
– Послушай, старик, у меня к тебе просьба.
– Пожалуйста, молодой человек, я готов выслушать вас, -
дурашливо отозвался я, потому что меня всегда раздражало
это идиотское обращение "старик". В нем было какое-то
мальчишеское позерство.
– Нет, в самом деле, Андрей, я вполне серьезно, -
продолжал Марат, не обращая внимания на мой тон.
– Так бы и сказал. Пожалуйста, выкладывай.
– Видишь ли, обстоятельства сегодня сложились не в
мою пользу, - начал он наигранно, беспечно и витиевато.
– Ты
знаешь, что я сижу на мели. А меня тем не менее на берегу, у
Медного всадника, будет ждать Ирина. Она, конечно, ничего не
подозревает о моем "безвыходном" положении. Ты подойдешь
к ней и все объяснишь.
– Сообщить ей, что тебя посадили на мель?
– Конечно нет. Об этом у нее и мысли не должно быть.
Ты скажешь ей, что я получил особое задание, ну и тэ дэ.
Короче говоря, скажи, что я нахожусь за пределами Питера, а
когда вернусь, дам ей знать. А чтоб она не скучала, разрешаю
тебе занять ее своим присутствием. - Но немного погодя
передумал: - Впрочем, лучше не надо - пусть поскучает. Иногда
это полезно.
– Что не надо? Встречаться с ней?
– переспросил я в
шутку. - Встречаться обязательно, но ненадолго, - серьезно
ответил Марат.
– А если она пожелает надолго?
– Скажи, что ты торопишься на свидание.
– К сожалению, этого я не смогу: лгать меня не учили ни
дома, ни здесь.
– О, святая наивность!
– патетически воскликнул Марат,
подняв кверху руки.
– Какая ж тут ложь? Это просто житейская
бытовая дипломатия.
– Он притворно вздохнул и произнес с
сожалением: - Эх, бедняга Андрей! Трудно будет тебе жить с
твоей прямолинейностью в век, когда от человека требуется