Любовь и ненависть

Шевцов Иван Михайлович

Зоей, а с ее подругой. Мне даже кажется, я приятно волнуюсь в

предвкушении этой встречи с невестой товарища.

Прибежал Валерик. Этот маленький, юркий паренек

всегда кажется возбужденным и всегда приносит какую-либо

новость, Я люблю его за открытую душу и веселый характер. У

нас ребята зовут его Огоньком.

– Ты слышал историю?
– сообщает он своим быстрым

говорком, садясь на табурет у моей койки. - Оказывается,

Спартака

Синилова выпустили даже не младшим

лейтенантом, а мичманом.

Спартак не из нашей роты, я его в лицо не знаю, хотя

слышал, что это большой бузотер, доставлявший немало

хлопот командирам. Спрашиваю, за какие грехи.

– Ты понимаешь, ушел в самоволку, напился, устроил

драку и прочее.

– Жаль.

– Чего именно? Что не дали лейтенанта?
– с нарочитой

простотой спрашивает Валерка.

– Жаль, что его раньше не выгнали из училища. Пять лет

нянчились. А все папа.

– Говорят, не столько папа сколько мама, - заметил

Валерий, делая ударение на последних слогах. Потом со

злостью сквозь зубы добавил: - И сейчас она уже примчалась,

бушует в кабинете начальника.

Валерке не сиделось. Поднялся, что-то поискал в своей

тумбочке, снова вернулся ко мне, продолжая тот же разговор:

– Черт бы их побрал, этих спартаков, гарольдов,

фердинандов и прочих.

– Подожди, Валерка, зачем ты всех в одну кучу валишь,

Гарольд Пятница - умный парень. Он и училище окончил чуть

ли не с отличием.

– Умный, талантливый, - передразнил он, состроив на

своем живом, подвижном лице красноречивую гримасу. -

Зазнайка вроде твоего Марата.

– Ну а Фердинанд чем тебе не нравится?

– Я думаю, что было бы созвучней заменить в его имени

первую букву на какую-нибудь другую. Понимаешь, ну не

люблю я этого, - снова раскипятился Валерий. - Тоже мне

родители, имя придумали, а об уме не позаботились, недосуг

было.Он говорил торопливо, будто боялся одуматься.

– Позволь, позволь, дорогой. Насколько я знаю, твой отец

– секретарь горкома?

– Да, и что?
– искренне и с удивлением спросил он.
–

Откуда ты знаешь о моем отце?

Вопрос был правомерен: никто из курсантов не знал, что

отец Валерки - секретарь горкома партии. Да и я узнал об этом

совершенно случайно от начальника курса дня два назад. Но я

все-таки ответил Валерке:

– Это к разговору об отцах.

Я не хотел его обидеть, но он, кажется, обиделся, потому

что сказал:

– "Сынки" - это не просто дети высокопоставленных

отцов. "Сынки" -

это дети состоятельных плюс плохих

родителей, именно плохих, имеющих дурную привычку

забывать поговорку: "Из грязи да в князи", забывать, где и

когда они родились, в какое время, в какой стране и в каком

обществе живут.

Широко размахивая руками, вбежал Марат, с ходу

сообщил:

– Сейчас на Невском двух матросов, нашего курсанта и

армейского сержанта задержал за неотдание чести. Матросам

и курсанту сделал внушение, а сержанта сдал

подвернувшемуся патрулю.

– Браво, Марат. Ты проявляешь первые признаки

командирского характера, - с иронией заметил Валерий.

И Марат это отлично понял. Он скривил тонкие губы,

приподнял узкие брови и нехотя отозвался:

– Я просто выполнил устав.

– Что это ты вдруг об уставе вспомнил? - подначил

Валерий.

Ох, уж этот Панков, привяжется, точно комар, и никак не

отмахнешься. Лучше не замечать его: пожужжит и перестанет.

Я спросил Марата о Спартаке.

– Да, неприятная история, - ответил он с легким

сочувствием.
– Жалко парня. Не мог уж потерпеть несколько

дней.
– А ты думаешь, не наскандаль он сегодня - все сошло

бы? - Ну, все-таки офицер...
– ответил Марат, не договаривая

фразы.

– Тем более, - вставил Валерий уходя.

– Ну, словом, черт с ним, не нам болеть за его судьбу.

Есть папаша, мамаша, наконец, начальство - пусть

разбираются, - сказал Марат с небрежной и веселой улыбкой.
–

А мы сегодня веселиться будем. Эх, Андрюша, день какой! А

ты киснешь в казарме и даже не подозреваешь, что Ирушка

сегодня на вечер придет не одна.

– А с кем же? С Зоей, конечно, - равнодушно ответил я.

– И ты не рад?

Марат сел на свою койку напротив меня. Глаза у него

были счастливые. Они блестели, и мне не хотелось его

огорчать, но притворяться я тоже не мог, поэтому ответил

коротко, но тем тоном, в котором рядом с отказом стояла

искренняя признательность за "заботу" обо мне:

– Нет, Марат.

– Очень жаль. Чудесная девушка и от тебя без ума.

– Без ума она может быть. Но я в этом, уверяю тебя, ни

капельки не повинен.

На вечере Ирочка Пряхина затмила всех девушек. Я

мысленно назвал ее королевой бала. Белое платье,

схваченное голубым поясом, придавало ее тонкому стану

удивительную стройность, гибкость и какую-то чарующую